В.В.П.: - Но без огня лишь был бы мрак.

Федор: - Дается братьям нашим знак. Река Времен течет весной, и всех тревожит их покой.

В.В.П.: - Куется вечности дорога. А сколько их?

Федор: - Довольно много!

В.В.П.: - Могло быть больше ведь, наверное?

Федор: - Могло быть больше, это верно …

В.В.П.: - Сражаться будем тем, что есть.

Федор: - И да прольется в мир сей Весть!

В.В.П.: - Давай же, камера, живи! Иван небесный наш, лети!

Федор: - Иван уходит вот, на взлет, как истребитель-самолет …

В.В.П.: - Он истребитель суеверий!

Федор: - Вот только нет на нем все ж перьев!

В.В.П.: - Ага, увы, и крыльев нет - но все ж небес апологет.

Федор: - Получит крылья в Тонком Мире и искупается в эфире?

В.В.П.: - Пусть стать как Ангел все же сложно, но у Творца ведь все возможно!

Федор: - Для недостойных ж крыльев нет?

В.В.П.: - Иван, кажите нам сюжет!

Камера вместе с Иваном (или все же Иван вместе с камерой?) устремляется прочь из съемочной студии, длительное время петляет по коридорам, на ходу уклоняясь от снующих тут и там сотрудников, которые при виде камеры (или все же Ивана?) весьма недвусмысленно улыбаются и уступают дорог; затем, наконец, пролетает в раскрывшуюся дверь на открытый и чистый воздух. Отчетливо видно, как затем камера разворачивается полукругом, набирает скорость и начинает петлять улицами столицы, поднявшись на уровень третьего-четвертого этажа домов, дабы уклониться от побочных эффектов возможных столкновений с еще менее двусмысленно улыбающимися ниже ходящими прохожими. Спустя какие-нибудь три минуты перед телезрителями раскрывается вид недавно отстроенного торгового центра, и камера, аккуратно вписавшись в образовавшийся при раскрытии входных дверей проем, наконец-то как будто в нерешительности застывает на месте.

Перед зрителями раскрывается картина поистине эпического масштаба: весь зал, насколько хватает взору, полон галдящими и снующими туда-сюда людьми, на спинах которых закреплены пары крыл белого, черного, розового, зеленого, оранжевого, серо-буро-малинового-в-крапинку цветов. Многие девушки кокетливо примеряют на себя очередные крылышки, грациозно красуясь перед зеркалами; как будто в отместку некоторые юноши пытаются их за эти самые новообретенные крылья пощипать; тут и там слышны возгласы в духе “А как мне вот эти беленькие?” , “А розовенькие я подарю подружке!”, “В них ты больше похож на черта!”, “Приветствую тебя, Эмо-Ангел!”, “Дайте два!” и все в том же духе. Картина ненашутку интригует и завораживает.

Федор: - Что они там вытворяют?

В.В.П.: - Крылья Ангелов скупают!

Федор: - Им хотят подобны быть, в небеса все воспарить?

В.В.П.:– Каждый то почти желал, рядом коль Иван летал!

Федор: - А что кричат они там все?

В.В.П.: - Да в основном лишь "дайте две!"

Федор: - И черны крылья тоже есть?!

В.В.П.: - Для тех, чей Дух не принял Весть.

Федор: - И даже розовые есть …

В.В.П.: - Носить такие - это честь!

Федор: - Вы юморист, смотрю, однако! А это?

В.В.П.: - С крыльями собака!

Федор: - И даже с крыльями стал конь?!

В.В.П.: - Рукой Пегаса ты не тронь!

Федор: - Да как ж я трону сквозь стекло?

В.В.П.: - Да я шучу вот так незло …

Федор: - А все ж Ивану повезло.

В.В.П.: - Иван теперь наш раритет, пусть нету крыл - не знает бед!

Федор: - Я за него ужасно рад! То первый шаг в Эдемский Сад.

В.В.П.: - Вселенной начат в Сад поход … и Божий Суд для всех грядет.

Федор: - Туда пропустят, да, не всех.

В.В.П.: - Американский все ж морпех тому, похоже, не внимает …

Федор: - Как США, да, поживает?

В.В.П.: - Иван, кажи нам континент - то поучительный момент!

Как будто на деле обретя вторые, пусть и искусственные, крылья, Иван в совокупности с камерой и огромной охотой покидает битком набитый павильон с не-совсем-чтобы-Ангелами и резко взмывает под облака. На краткий миг камера оказывается ослеплена лучами восходящего солнца, а затем зрители на какое-то время могут созерцать нежные кучерявые облачки-барашки и пролетающие мимо стаи голубей. Затем совершенно неожиданно камера ныряет вниз, разрезая облака и спугнув очередную стайку ни в чем не повинных птиц, и перед телезрителями раскрывается удручающая в своей однотонности картина.