Просто Джон Ли и все остальные, все те, чья музыка стала классикой, чьи имена вошли в золотой фонд музыки XX века, — это, в первую очередь, личности. Личности такого уровня, что, когда они появляются на сцене, зал замирает — даже если зал не слышал прежде и одной ноты от вышедшего на сцену артиста. У них есть улыбка, как у Мадди Уотерса, чарующая, простая и открытая, сразу располагающая и обещающая то, что парень сейчас будет искренне говорить (петь) о чем-то очень важном, близком именно тебе. И тебе хочется его слушать. У них есть уверенность в себе — это одна из главных вещей для блюзмена — уверенность, граничащая с тупостью и полной упертостью. От этого тоже — повторение первой строчки. Ты понял меня, чувак? Я сказал: «Проснулся я утром, часов в шесть. Еще раз повторяю — проснулся я…» И при этом — осознание того, что не выглядишь на сцене дураком, а наоборот — выглядишь чистым красавцем, от которого все женщины, находящиеся в этот момент в зале, уже лежат на полу и бьются в конвульсиях, а мужчины убежали в винные магазины, чтобы поднести артисту стопочку по окончании песни.

Майк среди всех музыкантов Ленинграда был самым уверенным, самым непоколебимым — по крайней мере внешне. Что творилось у него в душе, боялся ли он на самом деле выходить на сцену или нет — мы никогда не узнаем. Но выглядело все с самого начала так, что Майк явился на концерт (неважно, где он проходил, в большом зале какого-нибудь Дворца культуры или в комнате коммунальной квартиры) откуда-то из космоса. Ну, как минимум, выкроил место в графике американского тура и абсолютно точно знает — как, зачем и с какими интонациями петь и играть свои песни. Знает наверняка, что все они хороши как ни одна другая песня любого другого артиста, знает, что он артист, признанный во всем мире, человек с огромным опытом и все, что он делает, он делает правильно.

И эта уверенность передавалась слушателям, они были сражены, покорены и куплены Майком еще до того, как он начинал петь.

В Ленинграде было всего два человека, которые в те годы, в конце семидесятых, поняли, как надо играть рок-н-ролл. То есть играли-то многие, и всем им казалось, что они абсолютно точно знают, что делают. В Москве таких ребят было еще больше.

Если брать «первое поколение» влюбленных в рок-н-ролл парней, которые сами начали пытаться играть «похоже», то среди них было очень много сильных певцов и инструменталистов.

Ребята снимали песни Beatles, исступленно репетировали, учились петь многоголосье, в общем, считали доли на ужасного качества записях и играли на чудовищных инструментах — у многих действительно получалось похоже. Технически большинство из них очень быстро стали играть чище, чем потом многие годы играл тот же «Зоопарк» во главе с Майком. Но никто из них не сделал чего-нибудь хоть как-то выдающегося, все они в лучшем случае (в лучшем ли?) превратились в «Веселых ребят» и «Голубых гитар», которые фигачили по стране песни советских композиторов и как-то «из-под полы» во время концертов играли музыку Led Zeppelin, Rolling Stones, Beatles и Hollies.

Сейчас поднялась какая-то волна ностальгических восторгов, этими группами — точнее, ВИА — снова стали восхищаться — они и такие, они и сякие, они и играют, и поют, выходят их старые записи, удивительнее всего то, что выходит и переигранные ими уже сейчас старые их песни — и их слушают и даже передают по радио.

Песни в ста процентах случаев — никакие. Очень низкий уровень песенного творчества. Когда начинаешь об этом говорить, тут же слышишь в ответ — зато как они поют! Зато как они играют!

За что — «за то»?

Играют и поют они все (так же как и играли и пели) очень средне с технической точки зрения. Никаких инструментальных чудес я в своей жизни ни от одного из советских вокально-инструментальных ансамблей не слышал.

Ни одной приличной песни ни от одного ВИА я не слышал так же. Их просто нет. Потому что нет понимания, нет драйва, нет уверенности и наглости, нет чувства рок-н-ролла — есть только механическое копирование. А оно никому не надо, если использовать милый одесский говорок.

Что слушать у ансамбля «Поющие гитары» — я понять не могу. Ну, то есть нет, конечно, кому-то нравится — и ради Бога. Только не надо называть это «группой» и «рок-музыкой». Это советская эстрадная песня. Зыкина, Кобзон, «Гитары» — одна совершенно история. Бесполое, голосистое пение ни о чем.

Два ленинградских молодых человека — Майк и БГ — вдруг попали в точку, вышли на одну волну с Лу Ридом, Диланом, Ленноном, Боланом. Они стали играть так же — каждый по-своему, но в том же русле — исполнительском и авторском. Они услышали камертон рок-музыки и следовали (следуют) ему всю жизнь. Поэтому их музыка так сильно отличалась от всего, что было тогда вокруг, и поэтому, кстати, ее и не принимали на начальном этапе.

«Аквариум» — ныне каноническая группа, супергруппа, дающая концерты по всему миру, шла к первому успеху больше десяти лет. Про «Зоопарк» сначала вообще никто не знал. Я уж не говорю о «Кино», которое слушали только в Москве и в Ленинграде. Цой первые пять лет (пять лет серьезной работы с группой) ходил для завсегдатаев Рок-клуба в «пэтэушниках» — дворовых гитаристах.

Майк был личностью на сцене, и его песни — самые личные из всех, которые нам с вами довелось слышать на русском языке. В смысле личностности с ним может сравниться только Егор Летов, но он находится в совершенно другой музыкальной плоскости.