Не признайся она первой, он никогда не нашел бы в себе храбрости сказать ей о своей любви. Возможно, и себе не смог бы признаться в этом. Но она осмелилась любить его, хотя здравый смысл должен был подсказать ей бежать от него как можно дальше. Ярдли оказалась человеком, способным, рискуя потерять многое, совершить поступок.

Она дала Саймону больше, чем он мог надеяться. И он хотел дать ей все, чего она пожелает. Дом, детей, пусть даже участвует, если уж ей так хочется, в идиотских заседаниях Учительско-родительской ассоциации. В перчаточном отделении машины у него лежало сейчас кольцо с аметистом и бриллиантом, которое он разыскал в Лос-Анджелесе. У него ведь не было фамильных драгоценностей, переходящих от поколения к поколению, чтобы подарить нареченной. В бедных семьях не всегда есть возможность купить даже сносное обручальное кольцо, и ничего, конечно, не сохранилось из того, что символизировало бы распавшийся брак его родителей.

Кольцо было современной выделки, потому что почти все, чем владел Саймон, он вкладывал в дело. Однако кольцо было сделано под старину и исполнено в классическом стиле, ибо Саймон знал, что Ярдли чтит традиции.

В дороге он все пытался найти подходящие слова, чтобы сделать ей предложение. Ничто, казалось бы, в их отношениях не предвещало такого оборота событий. Разве он думал об этом, когда схватил ее при попытке незаконно проникнуть в его дом, вынудил пойти с ним на бал, и даже потом, когда они сотворили любовь в песчаной ловушке поля для гольфа?

Теперь он будет говорить с ней так, как она того заслуживает, он заверит ее, что всю свою жизнь положит на то, чтобы она была счастлива. Ох, если бы они могли уехать из Киттриджа хотя бы на несколько часов!

Повернув к особняку, Саймон удивился, увидев ярко освещенные окна дома и стаю машин в саду. Кто-то, видно, затеял прием. Мими, конечно. Он остановился и выключил мотор. То, что его не приглашали на этот прием, его не остановило, он обязательно должен сегодня увидеть Ярдли.

Поднявшись по лестнице, Саймон позвонил. Дверь вскоре открылась, и он с разочарованием увидел перед собой Селину. А он так надеялся вытащить свою возлюбленную из этого дома и прямо здесь, на балюстраде, сделать ей предложение. Но нет, перед ним стоит Селина, причем она весьма отличается от той простушки, что он видел прежде, и одежда ее, и прическа, все говорило за то, что эта женщина, если понадобится, способна явиться и в высшем обществе.

— Саймон? Вам, я вижу, не по себе? — холодно спросила она. — Проходите. Вы успели как раз к десерту. Снимайте плащ и вешайте сюда.

Пока он перед зеркалом приводил в порядок свои волосы, она приблизилась к нему и шепнула чуть не в самое ухо.

— Мими хлебнула глоток-другой вина, так что от нее можно ждать чего угодно. Поостерегитесь.

И вот, изобразив на лице любезную улыбку, Селина взяла его под руку и ввела в гостиную, где представила всем, сидящим за столом. Саймон проходил процедуру вежливых рукопожатий, доброжелательных кивков и благопристойных приветствий, но все его внимание было устремлено на Ярдли, сидевшую в дальнем конце длинного стола. Волосы ее были подобраны вверх, локоны хитроумно закреплял на затылке золотой шнурок, концы которого эффектно сплетались с несколькими, как бы случайно выбившимися, прядями. Ее головка, убранная таким образом, выглядела невероятно изящно, продуманная небрежность придавала очертаниям лица невыразимое очарование. Платье, крепящееся на тонких блестящих бретельках, оставляло открытыми плечи, спадая вниз мелкими складками, которые прекрасно очерчивали всю ее фигурку, но не настолько очевидно, чтобы не таить под собой некой загадочности. А цвет ткани высветлял ее глаза, делая взгляд каким-то невероятно таинственным.

Удивленно взглянув на него, она быстро справилась с собой и одарила его вежливой улыбкой, но тут же метнула взгляд в сторону бабушки, будто испрашивая у нее дозволения улыбнуться новому гостю.

— Берите стул, мистер Блай, и присаживайтесь, — как-то излишне торжественно изрекла Мими, подняв глаза от вазочки с мороженым, стоящей перед нею.

Ярдли стрельнула в него взглядом, в котором было и извинение, и просьба. Он понял: она просит его не срываться.

— Спасибо, миссис Киттридж, я уже поел в самолете, — солгал Саймон. — Простите, что вторгся без приглашения и нарушил ход вашего приема, но мне необходимо поговорить с Ярдли.

При этом он посмотрел в сторону Ярдли. Она отложила салфетку и уже собралась встать, но в это время раздался голос Мими, причем непривычно громкий, что и заставило ее остановиться:

— А я настаиваю, мистер Блай. Или вам совесть не позволяет сесть за мой стол? — Саймон изучал серьезные лица гостей, сидящих подле старухи. Все они, эти гости, вдруг страшно заинтересовались содержимым своих тарелок. Он взглянул на Ярдли и увидел, что она явно шокирована поведением старухи. — Все присутствующие здесь знают, что вы украли наше достояние, мистер Блай. Так почему бы вам не присесть и не насладиться своей победой? Налейте себе вина.

— Кажется, вы уже выпили и мою порцию, миссис Киттридж.

Ярдли немного передвинулась, так что сидела теперь на краешке стула. Саймон, заметив это, понял, что она готова бросить себя на линию огня. Но на чьей стороне она собралась сражаться?

— Я не завидую успеху мистера Блая, Мими. — Ярдли с усилием улыбнулась. — Мы все должны порадоваться за него, за то, что он решил возвратиться в Киттридж и обосновать здесь собственное дело.

— Ох-ох-ох, — без всяких эмоций произнесла Мими, после чего махнула рукой. — Брось, детка, соловьем заливаться. Будто это не ты сегодня звонила адвокату и обсуждала с ним возможность наложения судебного запрета на его распродажу. Почему бы тебе именно об этом и не рассказать ему, дорогая?

Лицо Ярдли вспыхнуло и занялось румянцем. А Саймон тщетно старался заглянуть ей в глаза. Но разве она не предупреждала его, что собирается играть свою игру? Значит, он недооценил ее?

Ему пришлось напомнить себе, что вся эта конкуренция, все эти деловые проблемы стоят отдельно от их отношений. Почему в таком случае он чувствует себя совершенно разбитым? Наголову разбитым? Смешно, не правда ли, что единственная женщина, в которую он позволил себе влюбиться, вышибла у него из-под ног почву. И что особенно непростительно, ведь он с самого начала знал, что она принадлежит роду Киттриджей и сама типичная Киттридж.