Шрифт:
Перефразируя известную поговорку, я никогда не стремился ни украсть миллион, ни переспать с королевой, ни упасть с белой лошади. Я не мечтал ни о красном коттедже, ни о чёрном «мерседесе», ни о толстом портфеле. К тридцати с небольшим годам моя биография звучала короче метеопрогноза, а карьера сводилась к скромной должности торгового агента в конторе «Рога энд копыта», специализирущейся на поставках в Россию заморских деликатесов типа морских гребешков из Норвегии и французских сыров, воняющих несвежими носками. Конторой единолично владел склочный сорокапятилетний еврей с неиудейским именем Вася. В плохом настроении босс орал, матерился, дымил паровозом, вращал глазами, брызгал слюной и требовал обращения исключительно по имени-отчеству: Василий Самуилович. В хорошем, случавшемся много реже, травил анекдоты, над которыми сам ржал больше всех, курил, значительно меньше, хлопал по обтянутой узкой юбочкой секретаршу Марину, на что та деланно сердилась, и разглагольствовал о перспективах развития малого и среднего бизнеса в России. Ходили слухи, что поганость Васиного характера объясняется каким-то тяжёлым заболеванием, вплоть до рака лёгких, но правда ли это, утверждать не решался никто, равно как и посоветовать завязать с пагубной в его положении привычкой к никотину. При удачном закрытии месяца хозяин по-барски одаривал сотрудников премиями и с размахом обмывал полученную прибыль. При исходе обратном без малейшего угрызения совести ополовинивал причитавшееся жалование. Разумеется, товарооборот был невелик, не шёл ни в какое сравнение с торговым размахом транснациональных корпораций-производителей, захвативших российский рынок и вытеснивших фирмочки Васиного типа на обочину, оставив на откуп ларьки, магазинчики-однодневки и универсамы на окраинах, где до сих пор царил неистребимый дух эпохи развитого социализма, а морские деликатесы мило соседствовали с дамскими колготками, мягкими игрушками, бульварными газетами и китайскими презервативами.
Штат конторы помимо шефа состоял из секретарши, двух бухгалтерш и нескольких торговых агентов, гордо именовавшихся «менеджерами по продажам» и работавшими за оклад плюс процент от сделки, в основном студентов. Поднахватавшись азов рыночной экономики и ненормативной Васиной лексики, они легко переходили на службу к вчерашним конкурентам. Наверное, я тоже легко мог найти что-то более стоящее и стабильное, но не дёргался, вовсе не из патриотизма, а по причине природной лени. Мне хватало не только на хлеб с маслом, но и на бутылку пива, а лишние хлопоты по моему глубокому убеждению, приводят к головной боли, кишечным расстройствам и ранней импотенции. Женщины занимали в моей жизни законную треть наравне с работой и вечерними посиделками в недорогих пивняках. Длинноногие модельного типа барышни, попадая в мою «однушку», с балкона которой открывался незабываемый вид на на Митинский радиорынок, тоскливо взирали на аскетичный холостяцкий быт, морщили напудренные носики и не задерживались ни в жизни, ни в памяти. Те, что были попроще, оставались подольше, норовили навести порядок: притереть пыль, отмыть кухню и санузел, сварить суп, заштопать простыни… Избавляться от них было значительно труднее и, когда это, наконец, удавалось, я с облегчением понимал, насколько прекрасно одиночество. Но, через несколько дней, слабая плоть одерживала верх над свободным разумом. И всё повторялось, пока я не встретил Магду, которой удалось поразить моё в общем-то небогатое воображение настолько, что я самолично вытер пыль, отдраил унитаз, ванну и плиту, сварил сосиски и макароны, а на деньги, вырученные от сдачи вынесенной с балкона стеклотары, прикупил на лотке у метро новый комплект постельного белья…
На этом мои мысли смешались, и я провалился в беспокойный сон.
Я видел охваченный пламенем глобус, стремительно летящий куда-то по чёрному, подмигивающему холодными звёздами пространству. Некоторое время я вглядывался в этот непонятный полёт, и, когда огненный шар взорвался изнутри, распался на рваные куски, вдруг понял, что был это и не глобус вовсе…
– Миленький! – пропела с порога ввалившаяся Магда. – Что с тобой? Ты кричал!
– А, чёрт… – сконфуженно протёр слипшиеся от сна веки. – Какая-то дрянь приснилась.
– Бедняжка… – Сокрушённо вздохнув, она присела на мою койку, приложила тёплую ладонь к моему лбу, и мир показался уже не таким отвратительным. И даже симптомы морской болезни куда-то подевались. – Ты вспотел… У тебя, случайно, не температура?
– Нет. Всё нормально. – Я потянулся, зевнул. Что, шоу закончилось?
– Без тебя там невыносимо скучно. К тому же я вспомнила, что обещала тебя погреть. Я всегда держу слово…
Магда ласково улыбнулась, сбросила ненужную одежду – шоу только началось…
Это шоу было, действительно, стоящим. Магда выжала из меня все соки. Я валялся на полке и единственно чего мне не хватало для полного кайфа, была бутылочка холодного пивка.
– Там в баре есть пиво. – Сказала Магда, иногда демонстрировавшая чудеса телепатии. – Достань.
– Может, ты? – Заискивающе улыбнулся я в ответ. – Тянуться было неохота.
– Ты ближе. – Не купилась Магда и для пущей убедительности подтолкнула в бок.
Я потянулся, корабль тряхнуло, и я упал. Чертыхаясь, поднялся под заливистый Магдин смех, буркнув, мол, ничего смешного. Взял бутылочку для себя, вторую кинул Магде. Плюхнулся на другую полку, блаженно потянулся.
– А что тебе снилось? – спросила Магда, приподнявшись на локте.
– Бред какой-то, вроде апокалипсиса. Укачало. – Я с наслаждением потягивал «Эфес» местного розлива. – Мне в детстве часто снилась мура всякая. Например, я лез на какую-то гору, а зачем – не знал, или не забыл. И мне казалось, что это очень важно. И я всё думал и думал, зачем… Просыпался, лежал в темноте, и всё мучился, пытаясь вспомнить…
– Это ты рос, – серьёзно пояснила Магда. – Я, между прочим, верю в сны.
– А я ни во что не верю, – сказал я, отставляя опустевшую бутылку.
– Один раз мне приснилось, – она мечтательно завела глаза, – что я потеряла…
– …свою девственность, – с хохотом докончил я. – Открыла глаза, и обнаружила, что это правда!
– Ах ты! – Магда швырнула в меня подушкой, но ей показалось мало, и следом она прыгнула сама, вонзая острые коготки в мои бедные голые плечи, спину и прочие незащищённые места. Пришлось срочно обороняться. Эта битва завершилась очередной боевой ничьёй.
По прибытии в Хайфу прямо с трапа попали в цепкие объятия симпатичных, но очень строгих девушек в голубых форменных блузах – сотрудниц миграционной службы. Одна из них, внешне вылитая Энди Макдауэлл, открыв мою краснокожую загранпаспортину и, узрев арабскую визу – зимой мотался погреться в Эмираты, скривилась так, словно я был троежёнцем, брезгливым жестом указала в сторону, где уже стояла сиротливая группа отверженных. Следом за мной с возгласами возмущения проследовала Магда, не сумевшая доказать на пальцах и скверном английском непорочность своих намерений. Я напомнил подруге, что предупреждал о не самом приветливом отношении миграционных служб к молодым незамужним красоткам, особенно в откровенных топах и брючках типа «вторая кожа».
– Идиоты! – рявкнула она, раскрасневшись от праведного гнева. – Что они себе возомнили?! Чтобы зарабатывать «этим местом», незачем переться в хренову пустыню! Да в Москве богатых евреев больше, чем во всём их Израиле! Скажи же этим козлам, что мы вместе, чёрт побери!
– Боюсь, тебе от этого лучше не станет, – заметил я. – Похоже, меня приняли за арабского шпиона.
Магда вытаращила глаза, минуту собиралась с мыслями, а затем громко и конкретно поведала всем присутствующим, что она думает об Израиле и его политике в целом, а также о представительницах миграционной службы в частности. Особенно интеллигентные представители нашей кучки отверженных смущённо потупили взоры, остальные согласно закивали.