— Здесь.

— Сюда и проводите. Попросите показать деньги, пересчитаете их.

— Я всегда считаю, да. Только не все — по пачкам.

— Так же сделаете и сегодня. Они захотят увидеть груз. Где он у вас?

— В прихожей. В стенном шкафу.

— Отлично. Вы скажете: сейчас принесу. И выйдете в прихожую. Все. Остальное мы сделаем сами. Вы хорошо поняли?

— Так. Я понял все хорошо.

— Главное — не волнуйтесь. И ничего не бойтесь. Дом будет оцеплен, оружия у них нет, а мы будем рядом.

Через час подготовка к операции была закончена. Прокурорский «уазик», милицейский фургон с забранными решетками окнами и «Жигули», на которых приехали вызванные Мошкиным три опытных оперативника, загнали в глухой переулок. Два оперативника укрылись за углом дома — чтобы сразу блокировать входную дверь. Софронов, Мошкин и третий оперативник нашли удобное место за дверями, ведущими в холл первого этажа, а Косенкова загнали на второй этаж и велели не высовываться до конца операции.

— Стрелять — только в случае крайней необходимости! — предупредил Турецкий. — Они нужны нам живыми.

Для себя он облюбовал гостевую комнату. Он не намеревался принимать участие в аресте, это было дело оперативников. А уж ввязываться в перестрелку, если бы она вдруг возникла, и вовсе не имел права, в этом случае из следователя он превращался в свидетеля и отстранялся от дела. Даже присутствие его в гостевой комнате, из которой хорошо было слышно все, что будет происходить на веранде, было нарушением правил. «Но, в конце концов, вся наша жизнь — сплошное нарушение правил», — нашел себе оправдание Турецкий и плотно прикрыл за собой дверь гостевой комнаты.

Дом затих. Лишь долго не могла успокоиться овчарка, чуявшая присутствие во дворе чужих людей. Наконец и она унялась.

21.50.

К дому Крумса подъехала машина. Хлопнули дверцы. Машина уехала.

Звонок.

Взвилась на цепи и захрипела в яростном лае собака. Крумс спустился с крыльца и открыл калитку.

Притаившийся за дверью комнаты для гостей Турецкий услышал, как стукнула дверь, ведущая из прихожей на веранду. Обширное пространство веранды, до этой минуты безмолвное, заполнилось шумом от присутствия в нем нескольких человек: шаги, поскрипывание половиц, стук передвигаемых стульев.

— Как самочувствие, дорогой? — весело спросил Гарик — Что-то вид у тебя неважный. В чем дело, Антон Романович?

— Немножко сердце, — услышал Турецкий ответ Крумса. — Бывает. Так. К перемене погоды.

— Какое сердце? Не может сейчас быть никакого сердца! У нас такие дела, а ты говоришь — сердце!

— Это не есть очень серьезно.

— А вот это хорошо, — одобрил Гарик. — Не есть серьезно — так, Антон Романович, есть правильно…

Говоря это, Гарик пересек веранду и открыл дверь комнаты для гостей. Турецкий отступил вглубь и вжался спиной в стену за шкафом.

Не заметив ничего подозрительного, Гарик закрыл дверь и вернулся к столу.

— Груз у тебя?

— Так, — подтвердил Крумс. — Сначала — деньги.

— Деньги так деньги, — согласился Гарик. — Выкладываем, ребята.

«Так и есть — рассовали по карманам», — отметил Турецкий.

— Считай, дорогой, — предложил Гарик. — Пачки можешь не проверять. По пять косарей — банковская упаковка.

Некоторое время на веранде было тихо, потом Гарик спросил:

— Все в порядке?

— Так, — подтвердил Крумс.

— Теперь — груз.

— Сейчас принесу.

Крумс вышел в прихожую и прикрыл за собой дверь. А когда она снова открылась, на пороге стоял, скрестив на груди руки и прислонясь плечом к дверному косяку, Олег Софронов.

— Ну что, дорогой? — словно бы доброжелательно спросил он у Гарика. — В огурцах ты понимаешь, в помидорах понимаешь. Так ты и в литии, оказывается, немножко понимаешь?

Он вскинул «Макарова».

— Стоять! Ни с места! Вы арестованы!

Не опуская оружия, он отступил в сторону. Его место в дверях тотчас же занял Мошкин. В руках у него был «ТТ».

— Не двигаться! Руки за голову!

Никто и не рассчитывал, что эта троица сдастся без сопротивления. Но то, что произошло, оказалось для участников операции полной неожиданностью. Вместо того чтобы рвануться к двери, Гарик рысью взлетел над столом, оттолкнулся от столешницы и, уже в воздухе развернувшись, вышиб спиной двойную раму веранды и вывалился во двор. Услышав звон стекла, Турецкий выскочил из гостевой комнаты и метнулся следом. В тот же миг Петраков отработанным ударом ногой в грудь выбил Мошкина из дверей и прорвался в прихожую, но тут был перехвачен оперативниками и через считанные секунды лежал лицом в пол, с заломленными за спину руками.