Шрифт:
— Что случилось?
— От смерти едва спаслась... — И Маруся рассказала обо всем, что пережила за эту неделю.
На следующий день она ворвалась к Железняку сама не своя.
— Она! — крикнула Маруся с порога. — В лагере нашем...
— Кто?
— Та самая. Рот треугольничком... Все выведывала, все подделывалась, когда в камере вместе сидели...
Через несколько минут Роза стояла перед Железняком.
— Вы еще здесь, оказывается?
— Да, задержалась.
— Ну что ж, рассказывайте... На подсадке, значит, работаете?
— Что вы говорите? Я ничего не понимаю...
Железняк сделал знак ординарцу. Вошла почтальонша. Роза вскрикнула и сразу обмякла.
— Вот и кончена игра, — сказал Железняк. — Теперь слушаю вас.
Запираться не имело смысла. И Роза все рассказала. Оказывается, при выброске она действительно попала к немцам и, спасая свою шкуру, согласилась на них работать. Это она выдавала разведчиков, это она навела карателей на партизанскую базу. И никто бы не знал об этом, не встреться предательница с почтальоншей.
16. ПЕСНЯ НЕ УМИРАЕТ
Полина Черная шла быстро. До захода солнца нужно было выйти из города. У шлагбаума опять стояла толпа. Проверяли документы. Маячила опять фигура Фрица.
— Платточек! — увидев ее, закричал немец.
Всегда, проходя шлагбаум, она пела. Фриц и другие немцы слушали. И всегда на ее песни собиралась толпа.
На этот раз что-то случилось. Фриц, не дойдя до нее, выхватил из кобуры пистолет. И за спиной у нее оказались двое с автоматами.
— Хенде хох! — Фриц вырвал у нее сумку.
Полину прикладами подтолкнули к черной машине, и не успела она опомниться, дверца захлопнулась.
Бросили ее в темную камеру. Со свету она не могла разглядеть, кто с ней рядом, только чувствовала, что кто-то есть.
— И тебя взяли?
Голос был знакомый, а лица она не узнала. Лицо было чужим, неузнаваемо распухшим.
— Это я, Раечка. Неужели не узнаешь?
— А Нина где? Ведь ее схватили?
— Нинка сбежала. Обхитрила их...
Раечке сделалось плохо, и Полине пришлось за нею ухаживать. Ей и самой было нехорошо, ее тоже били, но Раечке было совсем худо. Ночью она пришла в себя, зашептала:
— Из-за меня все получилось... Я проговорилась по пьянке...
Полина невольно отодвинулась.
— Правильно, — простонала Раечка. — Меня ненавидеть надо...
Каждую ночь Полину вызывали на допросы, пытали, подвешивали к потолку за косу. Она ничего не сказала. Потом ее оставили в покое, как будто забыли, даже пищу не приносили. Она лежала и старалась не двигаться, потому что каждое движение вызывало боль.
Неожиданно заскрипели двери.
— Поднимайтесь!
Подталкивая прикладами, их повели к машине, втолкнули в кузов. Там уже сидело двое — седой как лунь старичок и заросший черной бородой парень. Лица обоих были знакомы Полине, и в то же время как бы незнакомы — опухшие, страшные, в кровоподтеках. Старичок поддерживал сломанную на допросах руку.
Машину окружили мотоциклисты, и они поехали. Когда машина остановилась и их всех вывели, Полина все поняла.
Находились они на городской площади, у виселиц. Кругом вооруженные немцы, а за ними толпа. И гробовое молчание. Сотни людей, согнанных на площадь, стояли молча.
Полина посмотрела на своих товарищей. Впервые разглядела страшное лицо Раечки, не лицо, а сплошной кровоподтек. Это особенно бросалось в глаза, потому что рядом с Раечкой стоял румяный, сытый немец. Пошел дождь. Капельки его приятно освежали кожу. И Полине вдруг показалось, что все это — виселицы, румяный немец, безмолвная тишина на площади — все это сон. Сейчас она проснется, и все будет хорошо. Засияет солнце. Послышится родная русская речь. Ей развяжут руки, и она побежит по знакомым улицам Пскова. Не может ведь она умереть, еще не пожив как следует.
Рядом о чем-то заговорили немцы, и тотчас отчаянно взвизгнула Раечка.
— Перестань, — сказала Полина. — Возьми себя в руки.
Их подвели к открытому грузовику, неизвестно когда очутившемуся под виселицей,- велели подняться в кузов. Появился немецкий офицер в пенсне и какой-то тип с продолговатой, похожей на дыню, головой. Офицер читал по-немецки, а тип переводил. Полина его не слушала. Она вглядывалась в толпу, стараясь увидеть знакомых людей.
Наконец чтение кончилось. Наступила страшная пауза, и в тишине Полина уловила вздох толпы. Тотчас засуетился розовощекий. Подошел к седому старичку. И как только подошел к нему, старичок отчетливо произнес: