И уже без команды люди потянулись цепочками в разные стороны.

Прятаться больше было не за кого.

Телефонисты пошли наугад за правой колонной. Над истоптанной тропой на сучьях дерева висела отмеченная квадратиками картона телефонная проволока батареи, проложенная несколько дней назад. Линия порвана, и дальше еще один разрыв. Надо чинить, надо разматывать свежую катушку.

Позади за стволами хруст снега, треск валежника. Кажется, по всему лесу идут солдаты.

Раненые пошли гуще. Чаще стрельба. Пули неистовствуют.

— Крак! — над головой треснуло небо. Чугунное небо с тусклой эмалью облаков.

И оба лежат под сосною, и у одного катушка, у другого аппарат поместились перед головой.

К проводу прилипли обожженные пальцы рук.

— Где окоп?

Встреченный солдат без винтовки озирается дикими глазами. Он проводит рукой по лбу. Лоб мокрый, потный. А утро холодное. В туманах.

— Где окоп?

— Ползи сюда, — хрипит солдат. — Правее, там ход сообщения. — И сам бежать в лес…

Вот конец черного провода идет книзу, по серому, растоптанному, загрязненному снегу, стелется меж кустов и ныряет в ход сообщения.

В ходе вода. Холодная вода по щиколотку.

Но разве вода, или кашель, или воспаление легких хуже остроконечной немецкой пули?!

В ходе сообщения нагоняют солдаты.

Они идут, толкая друг друга. Они готовы сбить с ног, сокрушить. Им тесно и неспокойно в этой дыре. А наверху за бортами хода кракают снаряды.

Телефонисты карабкаются на борт хода. Они лежат, щекой прижавшись к болотному мху, пробивающемуся сквозь тонкую ледяную корочку. Над головами ходят рои стальных мух. Нельзя разговаривать в грохоте и треске.

В окопе все стоят на коленях у бойниц, на узкой земляной приступке. Бойницы прорезаны в бревенчатой стене. Стена врыта в набросанную землю. Мелкий, щуплый окоп. Выбрали место!

Но окоп набит людьми.

Нагнув головы, изогнув спины, как борзые, пробегают офицеры. У них нет шашек. Кто теперь дерется шашкой — путается только под ногами! В руках винтовка, на боку наган.

У пулеметного гнезда, рядом с начальником участка, сидит на соломе Дуб. Кругом группа артиллеристов-наблюдателей. Телефоны пищат наперебой.

— Вы бы разошлись, господа, — говорит начальник связи. — Стукнет — и всю артиллерию сразу… Куда же годится?

Справа, слева взрывы, кракающие, ревущие, рокочущие, подтверждают слова. Дуб идет влево, в следующее звено окопа.

Здесь также набито людьми. Узкая переполненная консервная банка без крышки.

В окоп откуда-то с запада вскакивают грязные солдаты. Лица — как у людей, только что вырванных силой из уличной потасовки.

Вслед за ними над бруствером поднимаются кровавые лбы и рваные плечи. Стонут, свесившись головой вниз, не в силах спустить ноги.

Мячиком скачет в окоп плотный офицерик.

Неизвестно кто крикнул:

— Атака отбита!

Поднимаются офицеры лежащей в окопе части.

«Первых всех!» — вспоминает Андрей.

— Вперед! — Худой тонконосый офицер выскакивает на бруствер, размахивая револьвером. Револьвер смотрит в окоп.

Пять человек уже наверху, десять… Офицер размашистыми шагами пробегает пространство до своей проволоки. Теперь он виден в бойницу. Офицер упал и ползет вдоль проволоки, ныряет в просвет, за ним ползет цепь. Офицер вскакивает, перебежкой спешит и падает опять. У немцев строчат пулеметы. Неприятельская артиллерия бьет теперь где-то там, по лесу. Очевидно, по резервам.

Офицеры собирают отступивших. Санитары уносят раненых. В окопе стало свободнее.

— На проволоку напоролись, — торопливо рассказывает солдат, жуя рыжую корку. — А проволоки нагорожено! Когда успел?! Залегли. А ножницы и не режут. Все пальцы сорвал. А он так и кроет, так и кроет. Кто поднимется — упадет. А пулемет — как горохом. Полежали, полежали и ушли. Как до окопа бежали — половина не добежала.

— Так вы бы уж лучше вперед шли, — сказал Сапожников.

— А вот ты бы, парнишечка, и шел бы, — злобно отругнулся солдат, — за деревянным Егорием!

В бойницу были видны серые, посеченные пулями кусты. Люди валялись тут и там, не разберешь — убитые, или раненые, или, может быть, залегла цепь.

Справа загремело — ура! В окопе все подняли головы.

— Впервой пошли. Во второй раз небось не заорут, — неодобрительно заметил соседний солдат. Швейная машина катилась по фронту еще быстрее.

Но и ушедшая цепь вернулась. Молоденький прапорщик, чуть не плача, оправдывался:

— Проволоки намотано — рядов десять. Ну никак не пробиться. Всех людей положили. Надо артиллерией по проволоке бить…