Шрифт:
— У нас приказ еще не читали, ваше благородие.
— Но вы знаете о таком приказе?
— Так точно, знаю, — широко улыбнулся солдат.
— Ну так вот, скажите командиру, что я ходить к нему не обязан. Если я ему нужен, пусть придет ко мне.
Солдат улыбнулся теперь окончательно приветливо и, проворно махая правой рукой, убежал.
Когда тарантас поравнялся с домом парковых офицеров, на крыльце показался капитан в поддевке и фуражке. Он замахал рукою и крикнул:
— Прапорщик, минуточку!
Андрей остановил возницу и выпрыгнул из тарантаса.
Капитан втянул его в полутемный коридор и тут, крепко, до боли схватив его за руку выше локтя, с присвистом от выпавшей пломбы зашипел:
— Это что же, офицеры показывают солдатам пути к бунту? — Затем отпустил руку и со злобным презрением добавил: — Впрочем, какой вы офицер? Студентик переодетый…
Теперь Андрей почувствовал свое превосходство над взбешенным офицером.
— Вы для этого меня и позвали, господин капитан?
— Нет, не для этого. Вы как смели без моего разрешения, без телеграммы штаба корпуса читать приказ нижним чинам?
— Приказ предложено прочесть во всех ротах, батальонах, командах. Приказ отдан штабом армии.
— Не ваше дело. Субординацию забываете? Вы обязаны были ждать моего приказа по гарнизону.
— Какой гарнизон? Две повозки и пол-автомобиля. — Он снял руку капитана, которая опять тяжело легла на его плечо, и, весело крикнув: — Имею честь! — вскочил в тарантас.
От всей этой перебранки стало весело. Бессильная злоба капитана только подчеркивала его беспомощность.
За деревней у колодца с украинским журавлем остановили двое прапорщиков-автомобилистов.
— Вы что, совсем от нас?
— Как будто.
Борисоглебский взял за лацкан шинели Мигулина.
— Ты бы смылся, парень, на минуту.
Мигулин посмотрел на Андрея и занес было ногу на подножку.
— Сиди, — сказал Андрей. — Я сам сойду…
— Мы, собственно, — начал Борисоглебский, — хотели вам сказать… Ну, что мы тоже… радуемся. Только капитан…
— Я понимаю, понимаю, — радовался Андрей. Он крепко жал руку офицерам. — Я напишу вам, что там у нас, внизу, и вообще… Я так и думал. А капитан… У него брат — губернатор.
— Вот в том-то и дело! — сиял Борисоглебский.
На перевале задувал ветер, который нет-нет да и поворачивался теплым, греющим боком. Андрей подставлял нагорной прохладе разгоревшиеся щеки, и теперь все события казались веселой каруселью, в которой обязательно надо принять участие.
«Идет история, — думал, быстро шагая, Андрей. — Ровняй ногу, ровняй ногу, не отставай. Во время Французской революции стоило быть только якобинцем.
Хорошо было заряжать пушки Вальми и Жемаппа! А теперь? Что нужно делать теперь? — Чувство растерянности зародилось, но тут же растаяло в голубоватом холодке долины, раскинувшейся далеко на восток. — Если неясно сейчас, то станет ясным завтра. Только в ногу с историей. В ногу с историей!»
История уже шагала по улице румынской деревушки. С праздничными, радостными лицами солдаты ходили по шоссе у Григореней парами и группами. Они не пробегали воровски, не спешили будто по делу, они ходили, как ходят штатские в городском саду, останавливались, оживленно беседовали между собою.
Можно было подумать, что это весенний день и тепло, поднявшееся из долины, пробудили в людях такую радость. Но огромные красные, алые и розовые — очевидно, какие нашлись — банты на груди у всех показывали, что причина оживления не в лазоревом небе и не в теплой волне, которая идет по шоссе с перевала, колыхая покрывшиеся почками ветки ив и красноватых буков.
Андрея встретили радостными криками. Он выскочил из тарантаса и пошел по деревне с солдатами, пожимая им руки, поздравляя и принимая поздравления.
С такой же толпой навстречу шел поручик Иванов. Глаза его светились оживлением из густых зарослей рыжих волос, которые одевали венком его голову.
Он пожал руку Андрею, и их сейчас же тесным кольцом окружила толпа.
— Вы нам сегодня скажите что-нибудь, господин прапорщик, — предложил Андрею один из ящичных фейерверкеров. — Вас хорошо бы послушать. Сегодня митинг собираем. Командир дивизиона говорить будет.
— Что ж, можно. Я рад, — согласился Андрей. — Пойду помыться, пообчиститься. Сейчас выйду.
— Пошли ко мне, товарищи, — широким жестом предложил Иванов.
Пока мылся, брился, Мигулин, уже обегавший всю деревню, сообщал подробности. Приказ прочли здесь вчера вечером на поверке. На одну ночь задержали. Читал не командир, а поручик Иванов. Кончив читать, он говорил как оратор, неожиданно разошелся, и вот после этого к нему повалили толпой солдаты. Теперь он не ест, не ходит в одиночку — все на людях.