— А что же, так и дадим своих расстреливать?

— А если они по немцам?

— Дурак ты, я вижу, по французам…

Стеценко уже бежал по полю. Полы шинели, как перевернувшийся книзу парус, острыми концами болтались по ветру.

— Куда, Петра? — крикнул Бобров.

Но Петр прыгнул через канаву и почти на четвереньках пополз по крутому борту холма.

За этим холмом стояли пехотные полки в резерве.

— Погоди… иначе нужно! — кричал в рупор рук Бобров, но Петр уже исчез за вершиной холма.

Станислав, всюду поспевавший, быстро пошел куда-то в сторону и уже с ведром от кухни, как ни в чем не бывало, шел, деловито размахивая оттянутой в сторону рукой, к офицерскому помещению. Бросив ведро у порога, он схватил Кольцова за рукав, оттянул его в сторону и жарким ртом — слышно было, как бьется его сердце, — шептал:

— Стеценко пошед за пехотой… Они вшисткех забиен. Скальск'eму-то пуля.

— Что, что? — отстранялся от него Кольцов.

Станислав повторил:

— Hex пан капитан звони…

Кольцов бросился к телефону. Он говорил, озирался глазами испуганного волка и прикрывал рот согнутой ладонью.

Андрей вышел из помещения.

Серебряное солнце только поднималось над холмом.

Почти сейчас же в его лучах замелькали быстро движущиеся фигуры. Держа в руке винтовки штыком вперед, в шинелях-балахонах, в наспех надетых папахах, бежали к первой батарее пехотинцы.

— Дурацкая стрельба! — сказал раздраженно Андрей.

— Конечно же, конечно, — принял за сочувствие Кольцов.

— Мы струсили, как прохвосты… А Скальский выстрелил! — истерически крикнул Перцович. — Я побегу туда.

— Назад, поручик Перцович, сумасшедший! — кричал Кольцов, но поручик мчался бегом к перелеску, за которым стояла первая батарея.

— Казаки! — крикнул Архангельский и даже захлопал в ладоши. По дальней дороге, в утренних лучах, пронеслась конная часть тоже туда, к первой батарее…

Архангельский радовался напрасно.

Казаки не имели никакого отношения к событиям в артиллерии… У них были свои заботы, свои неполадки…

Пехотинцев до первой батареи добежало человек сорок. Передовой, кучерявый парень, схватил за рукав первого подвернувшегося по пути батарейца.

— Где офицеры?

— За мной! — крикнул Стеценко. — Я знаю.

Скальский сидел в палатке у телефона. На столе лежали шашка и браунинг.

Скальскнй положил трубку на колени и, не вставая, резко спросил:

— Что угодно?

— Вы сейчас стреляли? — спросил Стеценко.

— По какому праву спрашиваете?

— А ты говори! — в самый потолок поднял винтовку пехотинец.

— Погоди, — отвел его руку Стеценко.

Скальский бросил быстрый взгляд на браунинг, но сдержался.

— Вы стреляли? — подошел еще ближе Стеценко.

— Отвечать не намерен…

— Чего там, волоки его на солнышко! — кричали снаружи.

Батарейцы быстро скапливались у палатки. Они оттирали пехотинцев от входа. Из палаток показывались заспанные головы.

— Вы что, ребята? — спрашивал большой, грузный Орлов, бесцеремонно, как мальчат, расталкивая пехотных.

— Подполковника уволочь постановили, — доложил услужливо один из молодых канониров.

— Чего это вы нахрапом? — спросил комитетчик у кучерявого уже в палатке. А потом к Петру: — И ты тоже? Как ты есть артиллерист… А про комитет, землячки, забыли?

— Это ты, может, и есть комитет? — спросил кучерявый.

— А хоть бы и я.

— Так мы и тебя уволокем до речки.

— Смеешься, парень! — повел массивным плечом Орлов и стал между Скальским и Стеценкой.

Пехотинцы храбрились, кричали, размахивали винтовками, но артиллеристы уже окружили их кольцом. Обида, зароненная словами Орлова, зрела на глазах.

— Мы сами с усами, — сказал, оправляя пояс, разведчик Матвеев.

— Подайсь, подайсь! — говорил Орлов, настойчиво тесня Стеценку и пехотинца к выходу из палатки. — На свежем воздухе побалакаем.

Расталкивая и своих, и чужих, влетел в палатку Перцович.

— А ето еще что за бонба? — спросил Орлов. — И вам тут делов нет. — И он стал теснить всех троих.

Он был тяжел, как стена. Петр упирался и одновременно успокаивался. Все равно стрельба не пройдет даром. А затевать драку раньше времени не след. Бобров прав.