— К сожалению, с волками жить — по-волчьи выть, профессор, — ответил Эрвальд, к которому относились эти слова.

— Ну, не видно, чтобы это занятие было для вас так уж неприятно, — насмешливо возразил Лейтольд. — Вы разыгрываете из себя дамского кавалера и, насколько я могу судить, с несомненным успехом.

— Его здесь во всех отношениях балуют, — заметил Зоннек, — а он принимает это так беззаботно, точно так и полагается. Скорей бы уехать, а то тебе окончательно вскружат голову.

— Вы думаете, я так сейчас и позволю себе вскружить ее? — насмешливо спросил молодой человек.

— Дайте уж ему повеселиться сегодня! — вмешался Лейтольд. — Ведь в скором будущем ему придется ухаживать только за черными да за коричневыми красавицами, а они, пожалуй, окажутся ему не по вкусу. Воображаю, как вы недовольны тем, что мы покидаем Каир, господин Эрвальд!

— Я? — пылко возразил Рейнгард. — Если бы вы знали, как я благодарен вам за то, что вы уговорили господина Зоннека ехать в Луксор! Это избавляет нас от праздного ожидания, которое становится пыткой, и все-таки это — хоть шаг вперед по нашему пути.

— Шаг, который представляет целых пять дней езды, — улыбаясь сказал профессор, которому, очевидно, нравилась горячность юноши. — Ах, вот и доктор Вальтер! Мне надо сказать ему пару слов. Пойдемте, Зоннек!

Эрвальд собирался последовать за ними, но вдруг остановился. Любезничая направо и налево, он не замечал, что пара темных глаз неотступно следит за ним; теперь он увидел это, и его взгляд тоже остановился на хозяйке дома, которой только что удалось освободиться от окружавших ее поклонников.

Зинаида была вообще очаровательной девушкой, но сегодня, в вечернем туалете, она была очаровательнее, чем когда-либо. Она медленно шла через зал, переходя от одной группы к другой, здесь бросая несколько слов, там — улыбку; эта двадцатилетняя девушка была уже вполне сформировавшейся, уверенной в себе светской дамой. Только ее глаза говорили другое; эти темные глаза, в глубине которых таился какой-то отблеск тоски, говорили о стремлении к иному миру, чем эта пестрая, блестящая суета вокруг. Вездесущий лорд Марвуд был возле нее, а по другую сторону шел лейтенант Гартлей, красноречиво выражая свое огорчение по поводу ее предстоящего отъезда, о котором он только сейчас узнал.

— Итак, это бесповоротно? На следующей неделе? Неужели у вас хватит духа так надолго оставить Каир сиротой?

— Полагаю, что Каир сумеет утешиться, — сказала, рассеянно слушавшая его, Зинаида с мимолетной улыбкой.

— Напротив, мы все облачимся в глубочайший траур и не снимем его, пока вы не вернетесь. Правда, Френсис?

— По крайней мере, у меня нет основания облачаться в траур, — объявил Марвуд. — Господин фон Осмар был так любезен, что пригласил меня в Луксор. Вы знаете об этом, фрейлейн?

— Да, папа сказал мне вчера.

Зинаида произнесла это очень холодно и не поддержала приглашения отца, как этого требовала вежливость, но Марвуд как будто не заметил этого. Зато Гартлей воскликнул с комическим негодованием:

— Ну, конечно, тебе всегда предпочтение, счастливец! Здравствуйте, господин Эрвальд! Вы слышали, какая нам предстоит утрата? Вы ведь еще несколько недель пробудете в Каире.

— Наши планы уже изменились, — сказал Рейнгард. — Мы уезжаем послезавтра в Луксор; Зоннек вместе с профессором Лейтольдом хочет покопаться в царских гробницах.

Сверкающий гневом взгляд, какого никак нельзя было ожидать от тусклых глаз Марвуда, упал на молодого человека, а потом перешел на Зинаиду. Она и теперь ни словом не выразила одобрения, но ее глаза изменнически заблестели таким счастьем, что Марвуд прикусил губу.

Между тем Гартлей не то смеясь, не то сердясь воскликнул:

— Вы тоже? В таком случае мне остается только желать, чтобы на Египет напали нубийцы, и наш полк был спешно командирован на Нил, разумеется, с продолжительной остановкой в Луксоре.

Он вдруг замолчал и с поклоном отступил, потому что к ним направлялась, шурша шлейфом, жена его командира; она обратилась к нему и его товарищу, к великому неудовольствию последнего. Необычайная молчаливость Марвуда ничего не дала, потому что тем многоречивее была дама. Она приходилась ему дальней родственницей, интересовалась новостями, полученными им из дома, и безнадежно втянула его в разговор, который он не мог оборвать, не будучи невежей. Но он видел, что Зинаида с Эрвальдом направилась к двери и вслед за тем вышла на террасу.