Так они и расстались, не обнявшись, не пожав руки. Они были, как ни крути, противниками, в первую очередь противниками, а уж потом братьями.

* * *

— Разрешите обратиться, герр подполковник!

— Что–нибудь чрезвычайное, обер–фельдфебель Вольф?

Юрген примчался в штабной блиндаж еще до утреннего построения. Фрике едва успел побриться и теперь вытирал лицо влажным полотенцем.

— Имею предчувствие, что русские в ближайшие дни перейдут в наступление на нашем участке фронте.

— С каких это пор мы стали доверять предчувствиям? — Фрике улыбнулся, но как–то печально.

— Всегда доверяли, герр подполковник, только предчувствию и доверяли, — сказал Юрген абсолютно серьезно, этим утром он не был настроен шутить и поддерживать шутку.

— Что ж, не скрою, что у меня тоже есть предчувствие, что русские в ближайшие дни нанесут на нашем участке фронта упреждающий удар, чтобы сорвать наше контрнаступление.

— Завтра–послезавтра.

— Да, сегодня уже поздно, — Фрике посмотрел на часы, — половина седьмого. Они начнут завтра. Возможно, послезавтра.

— В три или четыре часа утра, как обычно.

Фрике не стал утруждать себя выражением согласия. Они уже настолько хорошо понимали друг друга, что общались в телеграфном стиле, обходясь без лишних слов.

— Основания? — спросил Фрике.

— Всю ночь с южного плацдарма доносился шум танковых двигателей. В пять часов утра противник после короткой артподготовки предпринял атаку с северного плацдарма.

— Откуда такие сведения? — Фрике подошел к двери блиндажа, открыл ее, даже поднялся на несколько ступенек вверх. — Я ничего не слышу.

— Солдатское радио, герр подполковник. Распространяется быстрее звука, — сказал Юрген и деловито продолжил: — Атака больше похожа на разведку боем или отвлекающий удар. На нашем участке фронта противник не предпринимает никаких действий. Тишина. Подозрительно.

— Мертвая тишина. Прекращены все радиопереговоры. Это не подозрительно, а однозначно. Русский фельдмаршал Жуков ударит именно здесь, он не будет повторять план охвата с флангов. Он использовал его в последней операции на Висле, такой повтор против правил военного искусства. Ваши предложения?

— Прошу вашего разрешения отправиться этой ночью в разведку на позиции противника.

— Выполняйте! Этой ночью мы потеряли две группы разведчиков. Третья вернулась ни с чем. Сегодня они повторят попытку, но ваша помощь лишней не будет. Нам нужен «язык», хороший «язык», сегодня ночью. На рассвете может быть уже поздно. Удачи!

Выйдя из штабного блиндажа, Юрген остановился в нерешительности. Куда пойти — к интендантам или к врачам? В санитарном отделении он не был с отъезда Эльзы, нехорошо получалось, ведь они были так добры к ней. Он завернул к врачам. Они все были в сборе, сидели за столом и пили утренний кофе: главный батальонный лепила обер–лейтенант Клистер, которого солдаты за глаза называли, естественно, Клистиром, фрау Лебовски и десять санитаров.

— Юрген, как дела у Эльзы, она уже добралась до места? — спросила фрау Лебовски вместо приветствия. До появления Эльзы она была единственной женщиной в батальоне. Ей было далеко за сорок, и она ко всем обращалась по имени, игнорируя фамилии и звания. Она была абсолютно невоенным человеком, Юрген даже подозревал, что она не знает, какие погоны носит на плечах. Она была лейтенантом.

— А она разве вам не написала? — притворно удивился Юрген. Он выждал короткую паузу, лелея надежду. Никакой реакции. — Да, добралась, все хорошо, — бодрым голосом сказал он. — Спасибо за заботу, фрау Лебовски. — К ней все обращались по–граждански.

— У вас какое–нибудь дело? — спросил Клистир, он не терпел пустых разговоров.

— Мне нужен небольшой кусок красной материи, совсем небольшой, — Юрген показал руками, какой, — я подумал, вдруг у вас есть.

— Заходи через три дня, когда начнется контрнаступление, красного будет завались, — хохотнул один из санитаров, кажется, его звали Лео.

Фрау Лебовски посмотрела на него с немым укором, потом повернулась к Юргену.

— Кажется, у меня есть то, что вам нужно, — сказала она, — пойдемте, посмотрим.

У нее полчемодана было забито тряпками, совершенно ненужными, на взгляд Юргена, какими–то лоскутами, лентами, бантами, тесьмой, рюшами и розочками. Но в этой свалке быстро нашелся подходящий кусок красной материи.

— А зачем она вам нужна? — спросила фрау Лебовски.

Пришлось рассказать. Все равно бы не отстала — она была по–граждански любопытна.

— Черный, белый и красный, — задумчиво произнесла фрау Лебовски, — очень оригинальное сочетание цветов, впрочем, где–то я его уже видела. — Она сказала это безразличным тоном, но глаза ее лукаво поблескивали. — Я сейчас сама сошью, что вам нужно, у меня это лучше получится и не займет много времени. Присаживайтесь, Юрген, выпейте пока чашечку кофе.