Шрифт:
Весь дом украсили березовыми гирляндами.
— Что–то я не припомню такой поздней Пасхи — 24 апреля! И надо же — на березе ни одного листочка! — сказал фон Клеффель, скептически посматривая на гирлянду. — Варварская страна! — последовал неожиданный вывод.
Развесили пасхальные картинки, хранившиеся у многих в ранцах, затем для пущей красоты к ним присоединили рождественские — Он простит. Внесла свой вклад и фрау Клаудия, которая понаставила во все углы пучки вербы с пушистыми, набухшими, с фалангу большого пальца, почками.
— Это у вас, нехристей, Пасха, а у нас — Вербное воскресенье, — пояснила она.
Никто, кроме Юргена, ничего не понял, но все почему–то полезли к ней целоваться.
На всю предшествующую неделю объявили пост — не ели сладкого. Больше всех от этого страдал Толстяк Бебе, хотя ему, католику, поститься сам бог велел.
— Ну и как тебе Страстная неделя? — подшучивали все над ним.
Тем слаще вышло для него разговение — все выделили ему по дополнительному кусочку шоколада. Он был хороший парень, Толстяк Бебе!
Но больше всех удивил фон Клеффель. Он вывалил на стол содержимое полученной им посылки — конфеты, бисквиты, орехи, выставил бутылку рейнского и французского коньяку. Посылки из дому им, как штрафникам, были не положены, но частичка «фон» во всех обстоятельствах способствует некоторым послаблениям. А вот двойная порция шнапса была от щедрот майора Фрике. Выпили и за его здоровье.
Было необычайно тепло, температура поднялась почти до двадцати градусов впервые — страшно сказать! — с прошлого лета, когда кто–то еще фланировал в цивильной одежде и не помышлял об армии, а кто–то, как Курт Кнауф и Хайнц Диц, щеголял военной формой на улицах французских, голландских и бельгийских городов.
Пользуясь теплой погодой, после сытного пасхального обеда расположились на свежем воздухе. Последовал заключительный подарок от фон Клеффеля — он пустил по кругу пачку сигарет «Gauloises».
— «Галльские», — тут же пояснил Хайнц Диц, он был, как известно, большим знатоком всего французского.
— Наконец–то я курю сигарету, в которой есть табак, — сказал Ули Шпигель, с наслаждением вдыхая дым.
Раздался характерный стрекот русского фанерного биплана, его так и звали — «швейная машинка». Он летел над лесом, почти касаясь верхушек деревьев.
— А ну как к нам на огонек завернет, — забеспокоился Диц.
— Нет, он только по стратегическим объектам работает, по складам, штабам, — сказал фон Клеффель, — вот точно на железнодорожную станцию полетел.
Действительно, вскоре со стороны железнодорожной станции донеслись едва слышные разрывы обычных ручных гранат. Летчики просто выбрасывали их за борт кабины. Из–за малой скорости и высоты полета они добивались при этом феноменальной точности поражения.
Вскоре самолет вновь прострекотал, теперь уже точно над ними. Они даже не дернулись подстрелить его из винтовки. Пустое дело! Сколько раз пробовали! Он был практически неуязвим. Да и зачем портить стрельбой такой светлый праздник. Они лучше песни попоют. Вернее, пел Карл Лаковски, а они подпевали:
Vor der Kaserne
Vor dem grossen Tor
Stand eine Laterne
Und steht sie noch davor
So woll'n wir uns da wieder seh'n
Bei der Laterne wollen wir steh'n
Wie einst Lili Marleen
Wie einst Lili Marleen.
Unsere beide Schatten
Sah'n wie einer aus
Das wir so lieb uns hatten
Das sah man gleich daraus
Und alle Leute soll'n es seh'n
Wenn wir bei der Laterne steh'n
Wie einst Lili Marleen.
Wie einst Lili Marleen.
Schon rief der Posten,
Sie blasen Zapfenstreich
Das kann drei Tage kosten
Kam'rad, ich komm sogleich
Da sagten wir auf Wiedersehen
Wie gerne wollt ich mit dir geh'n
Mit dir Lili Marleen.
Mit dir Lili Marleen.
Deine Schritte kennt sie,
Deinen zieren Gang
Alle Abend brennt sie,
Doch mich vergass sie lang
Und sollte mir ein Leids gescheh'n
Wer wird bei der Laterne stehen
Mit dir Lili Marleen.
Mit dir Lili Marleen.
Aus dem stillen Raume,
Aus der Erde Grund
Hebt mich wie im Traume
Dein verliebter Mund
Wenn sich die sp"aten Nebel dreh'n
Werd' ich bei der Laterne steh'n