25 апреля 2007 года Александр Ципко публикует в "Литературной газете" еще один отклик на очерк Солженицына. Отклик называется "Хуже бывает" (после размышлений о Февральской революции 1917 года). Публикация Ципко в "Литературной газете" фактически повторяет публикацию в "Российской газете".

Итак, есть серия из восьми публикаций (включая сам очерк Солженицына) в "Российской газете".

Кроме того, есть "Московские новости", оппонирующие "РГ". И есть две публикации в "Литературной газете", поддерживающие "РГ". Есть краткие реакции – типа журнала "Профиль".

И все.

Это – не крупноформатная кампания. В ней фактически нет "Комсомольской правды", "Известий", "Независимой газеты", "Московского комсомольца", нет наиболее "раскрученных" околовластных журналов. Нет статусного списка полагающихся "знаковых" имен. Нет согласованного участия группы политиков, представляющих власть. Нет авторитетного мнения важнейших институтов – прежде всего, РПЦ.

То есть, налицо отсутствие решающих слагаемых действительно серьезной кампании. Но есть телевидение. Есть залп в "Российской газете". Есть массовые тиражи и обязательная рассылка.

Таким образом, мы не можем сказать, что кампании нет вообще. Она есть. И мы не можем выдвинуть примирительную гипотезу: мол, все-таки дата! Почему нельзя считать, что люди на нее естественным образом откликаются?

Естественным образом откликается Александр Ципко в "Литературной газете". А "Российская газета" дает массированный залп, а не естественный отклик. Это ее полное право. Так же, как наше право вести такой мониторинг.

Значит, кому-то нужно сколотить идеологический подиум и поместить туда Солженицына с его очерком. Но только кому-то. Другие проявляют полное (и почти демонстративное) безразличие.

Что именно нужно от очерка Солженицына, тоже понятно.

В первом приближении, нужно провозгласить следующее: "Чтобы не повторить ужасов Февраля, России сегодня нужна сильная власть. Эта власть должна активнее бороться с оппозицией. Либерализм и парламентаризм – не для России. Причина русских бед в ХХ столетии – отступление от Бога".

Если уж совсем грубо, то задача кампании среднего калибра вокруг очерка Солженицына – использовать годовщину Февральской революции для профилактики "оранжизма". И доказать, что Февраль и есть предтеча "оранжизма". И все.

Солженицын не публиковал раньше этот очерк, написанный в 1983 году как резюме к одной из частей его "Красного колеса".

Его супруга Наталья Дмитриевна сухо объясняет свое противодействие тогдашней публикации заботой о художественно-публицистической адекватности. Однако совершенно очевидно, что причины были не только в этом. Публикация такого очерка в 1983 году, при тогдашней авторитетности А.Солженицына, могла стать препятствием к "оранжизму" 1987-1991 годов, к "оранжизму" Гавриила Попова и Бориса Ельцина. Препятствием к натиску на СССР. А это было не нужно.

Тогда Солженицын или не препятствовал "оранжевым" атакам на "омерзительный коммунизм", или изрекал нечто поливалентное в неомонархическом ключе, что можно было понимать как угодно.

Однако соучастие Солженицына в развале СССР и организации "антикоммунистической революции" слишком очевидно. Как очевидно и то, что в той революции "бесовства" было ничуть не меньше, чем в предыдущих.

Если Солженицын такой "отрицатель" революции вообще, каким предъявляет его Александр Ципко, – что такое старания "вермонтца", направленные на развал СССР? Это революционная деятельность! Чем с этих позиций Солженицын отличается, например, от ненавидимого им Герцена? Тем, что революционаризм Солженицына носит консервативный характер? И что? Всегда в потоке революций были люди, которые участвовали в революционных движениях, движимые двусмысленно-консервативным пониманием их необходимости. Консервативные романтики – это что? Поддержка консерваторами революции Гитлера или Муссолини – это что?

Либо Солженицын действительно является одним из рыцарей "консервативного воинства Жозефа де Местра". И тогда он не должен ломать никакой упорядоченный уклад. "Устаканилась" какая-то жизнь – и пусть себе дальше развивается по своим законам.

Либо он должен показать, чем "плохая революция" (даже не антимонархическая, а антифевральская, каковой была, по определению, Октябрьская) отличается от "хорошей революции", каковой была революция антикоммунистическая, разрушившая СССР и создавшая ту жизнь, которую мы имеем.

Например, в этом случае Солженицын должен сказать, что антикоммунистическая революция создала хорошую жизнь. Но он же не может этого сказать! А что тогда хотят сказать он и те, кто говорит его устами?

Если любые либералы – это бесы (и тут я перехожу от анализа Солженицына к анализу околовластных концепций, породивших некую среднегабаритную кампанию), то как можно было поддержать этих бесов в 1987-1991 гг.? И кто такой тогда Ельцин?

Если любой разрушитель соучаствует в деле сатаны, то почему разрушение СССР является божьим делом? Тогда ведь надо в оправдание сказать, что СССР создан дьяволом. Но это очень непростой историософский вопрос. Он простой для попсы в духе Толкиена. А в более серьезном контексте многое становится проблематичным.