Экономическая команда движима тем же страхом, что команда политическая. Она не может выйти за правила и ограничения. Она начнет разговаривать, а другие члены команды скажут: "Почему он высовывается?" Кроме того, ядро команды вообще занято совсем другими делами. Там есть одна реальная проблема: что, как, куда и во сколько. И тут все конкретны.

Здесь же царит некий невроз. Он распространяется от той сферы, о которой я сказал, на многие совершенно другие области и достигает характера политического бреда. (Рис. 5)

Итак, основа власти. Что они говорят? "Мы всех пригнем!" А кто будет сопротивляться? "Мы – этих пригнем и тех пригнем!" Поэтому – мы власть! Я хочу спросить: а вы пробовали когда-нибудь каким-нибудь коллективом так руководить? Полком, взводом, аналитическим центром, лабораторией, элементарным общественным объединением?

Вы приглашали когда-нибудь бригаду в аналитический центр: "Стукни этого, стукни того!.." Все боятся… Теперь работайте! Кто работать будет? Вы полком в боевых условиях так пробовали командовать? Кораблем? Вы кем так пробовали командовать?

Сейчас я вас стукну по голове – вы испугаетесь. И что начнется? Все верят, будто что-то начнется. Это уже стало общим гипнозом. Что тут начнется, вы мне можете объяснить? "Пойдет уж музыка не та".

Теперь по ходу выступления я буду обращаться к тексту статьи "Эсхил и Общественная палата". (Здесь и далее цитируется статья С. Кургиняна "Эсхил и Общественная палата", опубликованная в "Литературной газете", #41, 5-11 октября 2005 года)

"Угроза #1 – потерять власть, оказавшись чересчур слабыми.

Угроза #2 – потерять власть, оказавшись чересчур сильными.

Кто-то усмехнется… А зря!

У Эсхила, древнейшего из греческих трагиков, Прометея сопровождают к скале, где он должен быть прикован, Сила и… И Власть! Умел ведь древний грек почувствовать разницу! Понимал, что Сила – это одно, а Власть – другое. Что можно "у-силить" (добавить силы) – и через это потерять власть".

Достоевский ведь как говорил: "…на чуде, тайне и авторитете". Вы пробовали держать власть не на авторитете? Любую? Я – нет! Вообще не понимаю, что это такое! Я в геологии так не управлял бригадой копальщиков канав, чтобы у меня не было авторитета! А чтобы при этом рядом со мной стоял мент и бил кого-нибудь по голове? Так не копают!

"Спросят: а при чем здесь Общественная палата РФ? Очень даже, знаете ли, при чем!

В чем источник власти? В силе как таковой? Отнюдь! Ибо сказано было: "На штыках не усидишь". И это та объективность, против которой возражать – хуже, чем того… против ветра…

Сила, конечно, нужна. Но – категорически недостаточна.

Подлинный источник власти – легитимность. О ней-то и пойдет разговор. Она-то и связывает никому не интересного гражданина Эсхила со столь важной для многих – и я убежден, что мертворожденной, – Общественной палатой.

Современная западная демократическая культура признает один возможный тип легитимности. Он основан на победе в некоей игре, ведущейся по правилам, одинаковым для всех участников. Здесь же – обязательное равноправие в том, что касается "средств игры". Например, допуска к телеэфиру – главному ресурсу такой игры в XXI столетии. А что обеспечивает равенство допуска? Немонопольность на соответствующем рынке средств ведения игры. И пошло, и поехало".

У всех – одинаковое правило. И в этом одинаковом правиле – он самый сильный боксер. Его выбрала нация. Ура!

"Во-первых, нужно категорически зафиксировать, что это не единственный возможный тип легитимности. Есть, например, легитимность мессианского типа: "Партия торжественно провозглашает: "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме""…

Что это означает? А вот что: "У нас есть идея и сверхцель, и идите вы вальсом вдоль своего западно-демократического забора". Что дальше? Авторитарная власть! Нелегитимно? Еще как легитимно – пока идея работает!

Есть легитимность – можно поиграть и на силовом поле. А вот когда идея рушится и легитимность вместе с ней улетучивается, то власти как не бывало, и никакая сила ей не поможет. Да и не применит она эту силу. Постыдится или, так сказать, убоится. Короче, в танках гэкачэпистов сидели солдаты, читающие журнал "Огонек".

Во-вторых, демократический идеал – это одно. А его реализация – это совсем другое. Оставим в стороне греческий полис, эпоху Перикла и все прочее разное… Березовский и Гусинский, поделившие телеэфир, – это идеал Перикла или нечто иное? Да и с Тэдом Тернером, например, все далеко не просто. Так что идеал – одно, реальность – другое. Но есть еще и третье – видимость.

Ельцин мастерски крутился на поле видимости демократической легитимации. Не хочу этим сказать, что он приказывал Гусинскому его ругать. Но то, что Ельцин мог отвернуть Гусинскому голову одним мизинцем, – показало пресловутое "лицом в снег". Однако Ельцин знал, что ему нужно, чтобы его ругали. Ему была нужна видимость того, что кто-то от него независим, – и ругает, ругает, а он, Ельцин, – борется и побеждает. "Помилуй государь, тебе ль у нас прощения просить?" – "Молчи, холоп, я каяться и унижаться властен пред кем хочу. Молчи и слушай. Каюсь!" (Алексей Толстой).