Итак, проблема не решена. Кто-то понимает, что при решении проблемы удобным для Бориса Николаевича и совсем близкого окружения образом остальные идут в "распыл". Идущие в "распыл" этого не хотят. И они понимают, что единственный способ что-то сделать – это устроить две стороны.

С этой точки зрения, система, которая называется "примирение и согласие", которая должна быть официально обвинена в разжигании расовой, социальной, гражданской розни, в семантике гражданской войны со стороны антикоммунизма, должна двигаться в другую сторону: чем больше красных знамен, тем громче вопли о белых. Зачем всё это нужно? Это нужно затем, чтобы Борис Николаевич не повторился. И никаких других мыслей за этим форматом нет. Никаких! Потому что мыслей нет вообще. А это есть существенная черта современности.

Значит, с одной стороны, вы слышите о примирении и согласии (о разжигании антикоммунистической истерии), а с другой стороны, вам нужны лица и крик: "Басаев лучше Путина!".

А с третьей стороны – ротвеллеры на поводке.

Завершаю все это, излагая главную суть. (Рис. 11)

Вы помните, был СССР. И был какой-то нисходящий поток, который состоял из кого? Из теневиков, полных уголовников, каких-то совсем черных элементов. И восходящий поток, который разговаривал на другом языке: "Не хлебом единым…", "Возьмемся за руки, друзья!", "Мы живем идеальным, это номенклатура живет брюхом!"… Высокое, высокое, высокое…

Наступили решающие 80-е годы. Что было катастрофой 80-х? Что 90% этого условно восходящего потока побежало в нисходящий поток. И создался альянс. И началось нисхождение, инволюция. И эта инволюция представляет собой мегакод всей сегодняшней ситуации. Нет у нее других причин. Есть одна причина – этот инволюционный мегакод.

Все корни трагедии заложены тогда. Мостом для этой перебежки, я снова подчеркиваю, был "Бахтин". Не потому, что сам Бахтин знал о своей роли, а потому, что нужен был низ, Рабле, карнавал. Но по-настоящему в воздухе пахло никаким не "Бахтиным" – пахло предательством. И предательство это было социальное и относилось к широкому слою.

И когда меня уже начали поносить в 90-м году так, что было накалено всё, что угодно, а я был "таинственным советником вождей" и всем прочим, и происходил раскол с интеллигенцией, то из моих близких родственников одни рвали связи сразу и до конца. А другие – всё пытались сохранять отношения с отдельными духовными людьми. Говорили: "Ну, вы поймите! Он борется, чтобы мафия не захватила власть". – "Ой! Какая еще мафия!" – "Ну, вы же сейчас смотрите фильм "Спрут" – вот мафия". – "Я не знаю, я в фильме "Спрут" вижу, что там у них – красивая лампа. А я всю жизнь, всю жизнь, всю жизнь хотела такую лампу!"

Ниточки на очках, ковбоечки, "Не хлебом единым…", "Э-бэ-бэ", "Возьмемся за руки!", "Ля-ля-ля тополя" – все они бросились в нисходящий поток. Все они подписали письмо в поддержку Япончика, кто не подписал? Что такое альянс имени Сахарова и Япончика? Я, что, забыл? Это – 90% актива, с которым я связывал жизнь. 90%! Я не ожидал ничего подобного. Вся эта толпа "ломанулась" туда.

И образовалось всё то, что образовалось. 90-91-й год. Этот табун рвется в пропасть! Он не может остановиться на месте. У инволюции есть свой закон: сначала плохо, потом хуже, потом – еще хуже… Сегодня видно: это расходящийся поток. Они понимают, что ничего, кроме растления, быть не может. Что растлевать надо нарастающими темпами. Что только инфляция растления держит это на гребне, ничего другого нет.

Главный-то вопрос состоит в другом: что произошло с оставшимися 10%? Что здесь-то произошло? Часть умерла, часть маргинализовалась, часть сошла с ума – кто остался? И каков этот спрос?

Да, у нас полный зал. Но он же не переполнен, и никто не стоит в проходах. Да, я знаю, у меня будут спектакли. Но я же знаю, сколько будет зрителей. Да, я знаю, что у меня хороший журнал, но я знаю, какой у него тираж! Я хотел бы поверить, что это только у меня так, а в соседнем месте всё происходит гораздо лучше. И я ищу… Не для того, чтобы выделиться, а чтобы к кому-то примкнуть. А там – ничего нет, или в лучшем случае есть то же самое.

Тогда возникает вопрос: вот он, нисходящий поток, а восходящий-то – какой? Что дает новая жизнь? Ведь, черт возьми, она же что-то дает! Ведь люди все-таки могут что-то читать, возникли какие-то новые возможности. Что произошло с людьми? Какая была повестка дня конца 80-х годов? Людей не устраивало то, что есть, и было всё – переполненные клубы самодеятельной песни (КСП)… Что угодно было – люди искали другую повестку дня. Откуда нынешняя подавленность?

Я знаю, откуда: это вопрос почти риторический. Создан новый режим господства денег, при котором люди заняты только тем, чтобы что-то заработать. Но это же тупик! Это смерть!

Грамши сказал, что только тогда, когда произойдет глубокая волевая интеллектуальная трансформация интеллигенции той или иной страны, возможна революция. Мы говорим о том, что какая-то система воспроизводит себя. Но ведь вопрос же не в этом. Замените завтра систему. Всю эту камарилью, которую я вам показывал, замените на другую. Поставьте других людей. Сколько нужно месяцев, чтобы другая стала такой же?

Потому что всё опирается на регресс, на этот инволюционный поток, на исторически мертвый класс. Потому что всё дышит гниением и должно воспроизводить это гниение. Не потому, что кто-то сознательно желает гниения, а потому, что не может жить вне питательной почвы, создаваемой гниением. Он ничем другим дышать не может. Моральное возрождение с лицом Ксении Собчак невозможно. И она сама это прекрасно понимает. И она его не хочет.