Шрифт:
Сама Вика тоже пустила в него снежком. При этом она так громко хохотала и так лукаво поглядывала, что парень, прикрываясь рукавицей, покраснел.
Модест, не взглянув, не повернув кудлатой головы, чинно проследовал мимо. Вика оборвала смех. Сощурясь, глядела вслед супругу.
— Крикнуть? — сочувственно спросил сверху Павлуня.
— Пошел к черту, дурак!
Она ушла в дом, сердито скрипя снегом.
Хозяин спустился с крыши. У калитки стоял Женька.
— Живой?
— Живой пока, — вздохнул Павлуня. — А вон Модест пошел...
Женька увидел непокрытую голову и без лишних слов кинулся за Модестом. Павлуня, помедлив, побрел следом.
Когда он подоспел, Женька и Модест стояли друг против друга, сунув руки в карманы и набычившись.
— Когда своих заберешь? — требовательно спрашивал Лешачихин сын.
А Модест, тряхнув баками, твердо отвечал:
— Никогда!
— Во как! А куда ж Пашка их денет?
— А куда хочет! Хватит! Замучила! Я ведь тоже. Человек!
Услыхав знакомую, крупно рубленую речь, Павлуня внимательно посмотрел на супруга. Тот осунулся, почернел, бакенбарды его измочалились.
— Ничего, — сказал Алексеич Модесту. — Все как-нибудь... Бывает всякое...
Модест пошел прочь.
Женька хотел что-то крикнуть вслед ему и открыл уже рот, но Павлуня увидел соседку Груню, как на крыльях летевшую к ним.
— Не надо! Пойдем! — сказал он Женьке быстро, как только мог. И зашагал первый, не оборачиваясь.
Женька, возмущенно бормоча что-то, припустился за ним. Горячо стал он убеждать товарища «выгнать эту выдру обратно к Моде», а Павлуня молчал, смотрел под ноги и размышлял длинно: «Выгнать... Как это? Кошку не выгонишь, собаку жалко, а тут — человек...»
— Нет! — сказал он с твердостью. — Я ее не обижу.
Вытаращив глаза, Женька врастяжку простонал:
— Ой, мама! Держите меня! Он в нее влопался!
Павлуня пожал плечами.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Поздно вечером Павлуня отправился в поход. Он прошагал мимо клуба и музыкальной школы, миновал последние дома, ступил на поле. Пробороздив его прямиком, вошел в совхозную теплицу.
На поле лежал снег, свистел над ним ветер, а в теплице было тихо, по-весеннему пахло распаренной землей и травой.
Тень ворохнулась в углу.
— Кто?
— Я, — ответил Павлуня. — Мне бы, дядя Силантий, гвоздичек. Парочку.
— А троечку тебе не надобно? — Сторож, вытягивая шею, приблизился шагов на пять. — Это ты, Пашка? — признал он. — Зачем тебе и вдруг цветы?
— Нужно, — сказал парень, оглядывая теплицу. — Мне бы белую и красную.
— Иди завтра в бухгалтерию, выписывай счет, плати деньги, как все люди... — начал было сторож скрипуче.
Но Павлуня с укором перебил его:
— Завтра поздно будет! Завтра я выпишу, а цветы сейчас, а?
Дед почесал затылок.
— Дата, что ли?
Павлуня кивнул. Сторож, кряхтя, доверил ему ружьецо, велел стоять тут и никого не пускать, а сам направился куда-то в угол теплицы, в заросли. Вернулся оттуда не скоро, торжественно протянул четыре гвоздички — две белые и две красные. Сам стоял в сторонке, любуясь цветами и Павлуниной радостью.
— Давай, что ли, в газетку заверну, чтоб не замерзли.
Дед старательно закутал тонкие, но такие живые, упругие стебли. Потом Павлуня долго упрятывал цветы под ватник, к самому животу, а упрятав, сказал с чувством:
— Спасибо, дядя Силантий!
Дома он прокрался в комнату матери, где безмятежно спали гости, и поставил цветы на стол, в вазочку. Улыбаясь, лежал в темноте, дожидался утра.
Утром, едва успел парень натянуть брюки и рубаху, как к нему вошла, шлепая туфлями, Вика, вставшая сегодня необыкновенно рано. Лохматая, в потрепанном халате, она была похожа на молодую красивую ведьму с гвоздиками в руках.
Нюхая цветы, спросила:
— Ты?
Павлуня смущенно кивнул и закраснелся:
— С днем рождения тебя.
— Вот черт! Как узнал?
— Сама ты ведь... Число все спрашивала... Тринадцатое сегодня...
Лицо ее мгновенно преобразилось — стало резким, глаза блеснули, сжались губы.
— Трина-адцатое, — протянула она. — Ну, миленок, погоди...
Вика приказала Павлуне «чертом лететь за водой».
— На работу мне, — виновато сказал он.
На это гостья пренебрежительно ответила:
— Черт с ней!
Пока хозяин бегал за водой, пока искал Вике тряпку да мыло, часовая башня в комнате Марьи Ивановны отбухивала свои полновесные минуты. И как ни спешил потом Павлуня, все равно у мастерской он появился позже всех. Женька метнулся к нему: