Шрифт:
— Проходи, Саша, садись.
Сергеев взял из раскрытой папки бумаги и протянул Васильевскому.
Документ оказался телеграммой, пришедшей ночью из Центра. Александр первым делом глянул на подпись, чтобы сразу знать, с кем имеет дело. Внизу стояла фамилия одного из руководителей контрразведывательного управления. Уровень солидный, ничего не скажешь. Сверху, наискосок, черными чернилами была нанесена резолюция начальника их управления, генерала Покрышева. Этот почерк Александр смог бы отличить среди тысячи других: прямой, почти без наклона, крупный и размашистый, с четко выведенной каждой буквой, острый на изгибах — почерк повторял особенности характера начальника.
Резолюция Покрышева была лаконичной:
«Тов. Сергееву. Прошу в кратчайшие сроки собрать характеризующие Панкова данные, выяснить степень секретности располагаемых им сведений. Решите вопрос о кандидатуре командируемого за рубеж работника».
Васильевский бросил быстрый взгляд на Сергеева.
— Ты читай, читай, — повторил тот
«По линии МИД СССР нам поступило сообщение о том, что в советское Генеральное консульство, находящееся в Сан-Стоуне (Латинская Америка), обратился пребывающий там в служебной командировке ленинградский инженер Сажинов и заявил, что явился свидетелем встречи научного сотрудника с исследовательского судна «Академик Волгарев» Панкова с двумя иностранцами, одного из которых зовут Кларк Белоу. Сажинову показался подозрительным тот факт, что Белоу работает в восточном отделе судостроительной компании «Модерн шипс», куда командирован сам Сажинов, и, по его мнению, является крайне антисоветски настроенным человеком. Во время разговора с иностранцами Панков вел себя нервно, явно остерегался, что его заметит кто-либо из команды советского судна.
По имеющимся у нас данным, Белоу является кадровым сотрудником ЦРУ, действительно работает под прикрытием восточного отдела американской компании «Модерн шипс», специализируется на сборе разведданных о советском судостроении.
С учетом того что Панков как специалист в судостроении располагает интересующей противника информацией, просим срочно командировать в Сан-Стоун опытного оперативного работника с задачей на месте выяснить характер контакта Панкова с сотрудником ЦРУ
Предполагаемый повторный заход судна в Сан-Стоун — через три недели».
Васильевский читал медленно: телеграмма — особый вид переписки, — сухой, но емкий, каждое слово значит многое.
Сергеев достал из стола пачку сигарет, щелкнул зажигалкой, закурил.
— Что скажешь? — спросил он у Александра, когда тот поднял голову.
— Информация серьезная.
— Америку открыл. Лучше скажи, с чего начнешь?
— А что, это мне поручите? — Глаза у Васильевского заблестели.
— Кому же еще! — Сергеев хмыкнул. — Дело Николаева ты закончил, материалы у следователей. А чтобы вопросов не возникало — дай-ка документ.
Он взял телеграмму и пониже генеральской резолюции написал свою:
«Тов. Васильевский. Пр. срочно доложить предложения по организации проверки Панкова».
И протянул телеграмму Васильевскому.
— Вот так-то.
Александр тут же начал предлагать:
— Начну с места работы...
— Так, а дальше?
— Как обычно, пройдемся по связям, а там посмотрим.
— Посмотрим. — Сергеев нахмурился, поднялся с кресла и вновь пошел к окну.
— Тут, Саша, нельзя сработать вхолостую. Сам видишь, не исключено, что имеем дело с вербовкой. Все должно быть так, чтобы комар носа не подточил, и, как требует Москва, в крайне сжатые сроки. В общем, надеюсь на тебя.
— Спасибо, Михаил Александрович, постараюсь.
Когда Васильевский уходил, Сергеев вдруг хитрюще улыбнулся:
— Шашку не забудь в управлении оставить.
— Какую шашку?
— Кавалерийскую. Ты же у нас главный кавалерист. Наскоками все орудуешь.
— Да...
— Не оправдывайся! Начальству видней.
Александр улыбнулся:
— Есть оставить шашку.
В научно-исследовательском институте антикоррозийных покрытий появился журналист. Улыбчивый, общительный и дотошный. Он знакомился с сотрудниками, доставал микрофон и задавал всевозможные вопросы. Взял интервью даже у старой дворничихи Анны Михайловны Прохватиловой. Словоохотливая Анна Михайловна, уставшая от недостатка общения, к интервью отнеслась со всей ответственностью. Чтобы не выронить, не разбить дорогую вещь, она обхватила микрофон обеими руками и наговорила в него столько, что корреспонденту пришлось выключить магнитофон: пленка уже кончалась. Немало труда стоило и распрощаться с ней.
— А про директора-то, про главного-то надо ведь, как же?
— Я к вам еще зайду, ладно?
— Ладно-то ладно, да ведь про всех уже рассказала, а про главного-то и не поспела.
— Спасибо, спасибо...
Затем журналист появился у заведующего сектором, занимающимся разработками для морского судостроения.
— Здравствуйте, Евгений Никитич, я звонил вам...
— А-а, из городского радио?
— Да, Рогозин из отдела науки и техники.
— Проходите, корреспондент, садитесь.
Заведующий сектором, по всему видать, живой, энергичный мужчина, хотя и излишне полный, добродушно улыбался. Он тоже, наверно, не был избалован вниманием радио и прессы. В предвкушении интересного разговора закурил.
— Чем наш скромный сектор мог заинтересовать уважаемые средства массовой информации? — спросил он, слегка нервничая.
— К сожалению, интерес лишь косвенный, и я хотел бы сразу предупредить, что беседа с вами может и не выйти в эфир.