Сапожник повернулся к Доналу, чтобы всё ему объяснить. В его присутствии он не хотел говорить ни о чём таком, что было бы ему непонятно: это всё равно, что пригласить гостя в дом, а потом захлопнуть дверь перед самым его носом.

— Эппи — это наша внучка, сэр, единственная, — пояснил он. — Хорошая девушка, покладистая, только сердечко у неё больно стремится ко всему мирскому. Она сейчас горничной служит, недалеко отсюда. Нелегко ей приходится: поди–ка всем услужи да угоди! Но она ничего, справляется.

— Да ладно тебе, Эндрю! Всё у неё получается, как надо. Чего ещё ждать от молоденькой девочки? Говорят же, что старые головы на молодых плечах не растут!

Не успела она это сказать, как на лестнице послышались лёгкие шаги.

— А вот и она сама, — радостно улыбнулась Дори.

Дверь открылась, и на пороге показалась миловидная девушка лет восемнадцати.

— Здравствуй, внучка! Всё ли у тебя ладно? — спросил Эндрю.

— Ой, дедушка, всё хорошо, спасибо, — улыбнулась та. — А вы тут как без меня?

— Да что нам сделается! Сапожничаем помаленьку, — ответил он.

— Садись–ка поближе к огню, — заботливо сказала Дори. — На улице–то, поди, холодно!

— Да нет, бабушка, мне и так тепло, — весело проговорила внучка. — Я всю дорогу бежала, так хотелось поскорее вас увидеть.

— Как в замке дела?

— Да как обычно. Только экономка что–то приболела, так что всем остальным работы прибавилось. Правда, когда она здорова, то и сама на месте не сидит, и другим сидеть не даёт! Ходит за нами, за всем следит. Делала бы своё дело, а мы своё, так всем бы было лучше! — заключила Эппи, решительно тряхнув головой.

— Разве можно злословить начальствующих, а, внучка? — укоризненно произнёс сапожник, но глаза его лукаво блеснули.

— Ой, дедушка, какая же миссис Брукс начальствующая? — ответила Эппи с добродушным смешком.

— А кто же она тогда? — спросил Эндрю. — Разве она тобой не командует? Разве тебе не приходится делать, что она велит? Одного этого уже довольно: вот и получается, что для тебя она и есть начальствующая, а по Писанию их злословить не полагается!

— Ладно, дедушка, не буду я с тобой спорить… Ой, а какие у нас в замке творятся странные дела!..

— Смотри, Эппи, осторожнее. Если тебе что доверили, нечего языком болтать. Если уж нанялась работать в семью, то будь добра, держи рот на замке про то, что там у них происходит.

— Ах, дедушка, если бы и в самой этой семье люди тоже помалкивали, как ты мне велишь!

— А как его светлость лорд Морвен?

— Да всё как обычно. Всю ночь бродит по лестницам, то вверх, то вниз. А днём его и не видать никогда.

Всё это время девушка то и дело украдкой поглядывала на Донала, как будто давая ему понять, что не сомневается в его поддержке: он–то, конечно, её понимает, но ничего не поделаешь, нужно же угодить старикам! Но Донал был не так–то прост, прекрасно понимал, что она делает, и ничем ей не отвечал.

Подумав, что Эндрю с Дори, наверное, есть о чём поговорить с внучкой, он поднялся и, обернувшись к хозяйке, сказал: — С вашего позволения, пойду–ка я спать. Сегодня ни много, ни мало тридцать миль пешком отмахал.

— Ох, и правда, сэр! — покачала головой Дори. — Что–то я совсем об этом не подумала. А ну–ка, Эппи, пойдём приготовим постель нашему молодому джентльмену.

Снова встряхнув хорошенькой головкой, Эппи вместе с бабушкой вышла в соседнюю комнату и, проходя, окинула Донала пристальным оценивающим взглядом, как бы спрашивая про себя, почему это бабушка называет джентльменом незнакомого юношу без чулок и башмаков. Однако от этого трудилась она ничуть не хуже, и через несколько минут постель для усталого путника была готова. Дори пожелала ему спать так же крепко, как под крышей родного дома, как спится только в постели, приготовленной руками матери.

Ещё какое–то время из–за закрытой двери слышались голоса, но Эппи пришла ненадолго и вскоре ей опять пора было возвращаться в замок. Донал уже почти провалился в блаженный, сладостный сон, когда до него донёсся стук сапожного молотка, и он понял, что старик снова принялся за работу ради своего гостя. В следующее мгновение Донал заснул — и на этот раз так крепко, что его не смогла бы разбудить даже жуткая дубина страшного одноглазого циклопа.