— Признавайся: ты что, «потешный кавалерист»?

— Я таких никогда и не видывал, ваше сиятельство, в наших-то краях о них и не слыхать! Объездчик я у господина Фаркаша.

Ответ пленника ещё больше усилил подозрения графа: объездчик с чикошским бичом в руках и не слыхал о «потешных кавалеристах»… Невероятно!

И вдруг пленник показался графу чем-то похожим на виновника гибели его любимой собаки Серны. «То ли мне кажется, что все чикоши на одно лицо, то ли и в самом деле это тот же строптивый охотник?» И граф решил поймать юношу врасплох.

— Брось, Мартош, притворство!.. Я с первого взгляда узнал убийцу моей Серны!

Янош растерялся. Он стал было оправдываться:

— А я не узнал вас, ваше сиятельство! Осмелюсь напомнить, что тогда, в «Журавлиных полях», беда случилась не по моей вине…

— Ах, вот как: ты не был виноват, однако удрал! Да и теперь своё настоящее имя хотел скрыть…

— Ваше сиятельство! Я ничего не хотел скрывать сразу назвался бы Яношем Мартошем, спроси они, как меня зовут. Ваши солдаты осведомились только, откуда и куда еду. Я ответил, а потом повторил и вашему сиятельству: я объездчик у господина Фаркаша. Так оно есть.

Граф слушал объяснения пленника и думал: «Покончить с парнем никогда не поздно. Сам-то он по себе не велика птица! Но Мартош-отец заядлый бунтовщик, он осмелился поднять руку на моего отца. Это от него пошла вся смута в “Журавлиных полях”. Теперь он связан с партизанами. Через его сына нити могут привести прямо к ним».

— Вот что, Мартош, — сказал он, — я не злопамятен и не собираюсь тебе мстить. Что было, то прошло. Покажи-ка нам своё уменье!

— Ваше сиятельство, если вы желаете посмотреть, как на полном скаку я попадаю бичом в любую цель, прикажите дать мне моего коня. Он у меня хоть недавно, но уже приучен подчиняться.

— Дайте ему коня и принесите чучело! — коротко распорядился граф.

На соломенном чучеле сделали едва различимую отметину.

Офицеры и солдаты отошли, окружив большим кольцом площадку, на которой стояла цель.

Янош вскочил в седло и ждал команды.

Фения подал знак рукой.

Два раза Янош промчался галопом вокруг соломенной мишени, а затем на полном скаку на расстоянии трёх метров от чучела взмахнул бичом, и свинцовая пулька точно легла в намеченную цель.

Ловкость чикоша вызвала общее одобрение.

— А ну-ка, повтори! — приказал Фения.

И с той же точностью Янош снова попал в цель.

Теперь возгласы восхищения неслись со всех сторон… Сам граф поддался спортивному азарту:

— Ещё, в последний раз!

Слова «в последний раз» заставили гонведа вздрогнуть. Теперь или никогда!

Янош натянул поводья, шпоры впились в конские бока. Проскакав один раз вокруг мишени, он резко повернул коня и бичом, описав в воздухе дугу, стал на полном ходу наносить удары направо и налево по оторопевшим солдатам. И, прежде чем они опомнились, конь вынес его из толпы.

Разъярённый Фения кричал:

— Задержать! Огонь!

Но Янош уже мчался по дороге.

В один из февральских вечеров в трактире «Кружка пива» в городе Границе шла, как всегда, оживлённая беседа.

Говорили главным образом о том, что занимало всех без исключения жителей: о военных делах.

Небольшой город Граница занимал выгодное положение на тракте, связывавшем между собой перевалы Дюкле и Браниско. В мирное время здесь проходили караваны, доставлявшие зерно и разные товары из Галиции в Венгрию и гораздо реже из Венгрии в Галицию. Надо добавить, что у контрабандистов были свои, только им известные дороги в горах.

В зимнюю военную кампанию 1849 года жизнь города замерла. Мужчины, способные носить оружие, покинули Границу ещё в начале января, когда пришла весть о занятии Пешта австрийскими войсками.

Помещение трактира было жарко натоплено, и почтенные завсегдатаи не чувствовали ни лютого мороза, ни резкого ветра, стучавшегося в плотные деревянные ставни.

— Нет, — рассуждал хозяин трактира, щуплый человек лет пятидесяти, с чуть косящими глазами, — как бы ни хвастался Виндишгрец, но торжествовать победу ему ещё рано! Он думает: раз венгры отступают, значит, у них нехватка пороха!.. А я так думаю: Кошут готовит ловушку, не иначе!

Снаружи донёсся скрип саней, подкативших к дому. Хозяин встал, накинул аттилу и вышел.

Через минуту он вернулся вместе с мужчиной в меховой шубе. Отряхнув снег с меховых сапог, путешественник приветствовал гостей на немецком языке и скромно попросил разрешения присесть за стол, чтобы подождать, пока хозяин протопит комнату для ночлега.

— Да, протопить не мешает, что верно, то верно, — подтвердил хозяин. — С тех пор как здесь ночевали господа офицеры, в комнатах этих никто не жил.