В подъезде старого дома все оставалось по-прежнему. Как будто и не было никакой войны. Только крашенные масляной краской стены облупились чуть сильнее.

Чтобы не беспокоить соседей, Максим достал собственный ключ, который он хранил в вещмешке всю войну как талисман. Ключ подошел. Максим тихонечко проскользнул длинным коридором коммуналки к заветной двери.

Набрав полную грудь воздуха, спрятал за спину букетик сирени и постучал в дверь.

Некоторое время ничего не происходило, потом с той стороны послышалось шарканье ног.

Дверь отворила седая старушка. Время согнуло ее спину, избороздило лицо глубокими морщинами, выбелило волосы. Максим опешил. Он совершенно не знал, кто эта бабушка и почему она живет в их с Катей комнате. Улыбка на лице застыла, он непроизвольно сделал полшага назад.

– Здравствуйте. А где Катя? – выдохнул первое, что пришло в голову.

– Опоздал ты с войны, солдат. Померла твоя Катя, – ответила женщина надтреснутым голосом и подняла на Максима печальные серые глаза.

– Летчик должен любить свою машину! Без этого и думать нечего подниматься в воздух. Понял, Стриж?

Комиссар полка Егоров заслонил солнце и снова уставился на меня, как на врага народа. Надоело ходить туда-сюда, вот и завис надо мной темной громадиной – не шелохнется.

– Так точно, товарищ комиссар полка!

Чего же тут непонятного?! По три раза на день мне эту любовь к самолету вдалбливают.

Он удовлетворенно погладил усы и начал что-то говорить о щекотке и девушках за амбаром. Значит, занятие уже заканчивается. Самое главное сказано.

В глаза ударило солнце, я зажмурился и уже не слушал Егорова. Что толку? Мое дело – просто кивать да на радость старшим в нужный момент говорить: «Так точно, товарищ комиссар полка!» И летчикам весело, и комиссар доволен.

Хорошее настроение летного состава – залог победы. Поэтому я не обижаюсь, когда надо мной смеются. Пусть, лишь бы фашиста били точнее.

Шут полка из меня получился отменный. Все началось с «экзамена». Я его с треском провалил: не смог выпить граненый стакан водки. Сделал два глотка, а потом закашлялся – аж слезы на глазах выступили. Летчики пододвинули мне закуску и долго смеялись. За своего, разумеется, не признали. Я так и остался для них ребенком, случайно заброшенным в полк. Не товарищ, а дополнительная обуза. Толку в бою никакого, зато посмеяться можно.

Ну и пусть! Чем могу, как говорится, буду Родине полезен.

Раньше-то я, по наивности, думал, что все эти политзанятия проводятся специально для меня. Я ведь тут один «желторотик». Вот комиссар и поднимает мой боевой дух. Правильно, кстати, делает. Но зачем слушать Егорова приходят другие летчики нашего полка, некоторое время оставалось для меня загадкой. Они же у нас все асы и герои. «Красные соколы». Многие еще в Испании отличились. Некоторые в Монголии над Халхин-Голом летали. Не понимал я, зачем этих людей учат Родину любить. И самолеты. И девушек щекотать за амбаром. Разве они не доказали свою любовь на высоте?

К счастью, я быстро понял свою ошибку. Для наших асов у Егорова нашлись другие слова. На прошлой неделе он говорил о неподобающем поведении летчиков-истребителей: «Товарищи! Мне сообщили, что летчики некоторых полков предпочитают сбивать «мессеров» исключительно над штабами дивизий. Делается это для того, чтобы скорее получить подтверждение Земли о сбитом самолете и пополнить список побед. Надо ли объяснять, чем опасна подобная забава?! Да, многие командиры отказываются засчитывать сбитые самолеты противника до подтверждения Земли. Это нормальное положение дел. Советские летчики воюют не за звездочки и награды. Ваши сбитые немцы за ночь никуда не убегут. К сожалению, некоторые из вас не могут подождать один-два дня и впадают в истерику. Товарищи! Сбивать самолеты противника над штабом дивизии – это неправильная мода, это вредительство. Пока вы красуетесь перед командованием, ваши боевые друзья могут погибнуть в неравном бою, не дождавшись помощи».

Потом он рассказал об участившихся случаях пьянства, о том, что главная наша цель – бомбардировщики, а не игра в кошки-мышки с вражескими истребителями. Увлекаетесь, товарищи летчики, увлекаетесь!

Та лекция явно читалась не для меня. Ни слова про щекотливо-амбарную тему.

А вот сегодня как назло!

Чего это комиссар все время на меня смотрит? Может быть, не доверяет мне? Сомневается? Мал я еще по годам, и за десять боевых вылетов ни одного вражеского самолета не сбил. А ведь давно пора! Но с другой стороны, кого тут собьешь, когда меня наши «миги» и «лаги» охраняют как зеницу ока. Не пускают в бой. Правда, я не очень-то и рвусь: куда с моим рылом в калашный ряд? Только помешаю асам, испорчу им всю игру. Или, чего доброго, своих с перепугу собью. А это уже будет совсем не смешно. Пока что мое место – в наблюдателях. Наверное, так оно и задумывалось при формировании смешанных полков: новички летают с мастерами и набираются опыта. Но комиссар уже понял, что мое наблюдение затянулось…