Шрифт:
— Я говорю, что все ваши секреты мне известны, что все испытания, которым вы меня подвергли, — это детские игры, серьезным людям играть в них просто не пристало. Я говорю, что человек, которого убили, вовсе не мертв, говорю, что выпитая мною кровь — не что иное, как вино, помещавшееся в плоском мешке на груди у этого человека под одеждой, говорю, что порох и пуля провалились в рукоять пистолета, когда, взводя курок, я привел в действие рычаг, протолкнувший их туда. Заберите у меня это оружие, годное лишь для того, чтобы пугать им трусов. Поднимайся, мнимый труп: сильным людям ты не страшен.
— Так ты знаешь наши тайны? Кто ты: ясновидящий или предатель? — загремел под сводами крик председателя.
— Кто ты? — повторили три сотни голосов, и в ту же секунду десятка два шпаг сверкало в руках у стоявших поблизости призраков, которые молниеносно приставили их к груди незнакомца. Однако тот, спокойно улыбнувшись, поднял голову и тряхнул своими ненапудренными волосами, перетянутыми повязкой.
— Ego sum qui sum, я тот, кто есть, — проговорил он и обвел взглядом тесно окружающую его людскую стену. Под его властным взором шпаги начали постепенно опускаться, но не все разом: кое-кто сразу поддался его влиянию, а кое-кто еще пробовал сопротивляться.
— Ты только бесстыдно произнес слова, значение которых тебе самому неведомо, — сказал председатель.
— Я ответил то, что должен был ответить, — с улыбкой покачав головой, отозвался незнакомец.
— Откуда же ты явился? — спросил председатель.
— Из страны, откуда исходит свет.
— Но по нашим сведениям, ты приехал из Швеции.
— Тот, кто приехал из Швеции, мог приехать и с Востока, — возразил незнакомец.
— Говорю тебе еще раз: мы тебя не знаем. Кто ты?
— Я тот, кто есть, — повторил путник и продолжал: — Ладно, сейчас я назову вам себя, раз уж вы делаете вид, что не понимаете, но прежде хочу сказать вам, что вы — вы сами и есть.
Призраки вздрогнули, шпаги их зазвенели, когда каждый переложил оружие из левой руки в правую и приставил его к груди незнакомца, который, указав рукою на председателя, продолжал:
— Начнем с тебя. Ты, который считает себя богом, а сам лишь предтеча, ты представляешь здесь шведскую группу. Я скажу, как тебя зовут, чтобы не называть остальных. Скажи, Сведенборг, разве ангелы, запросто беседующие с тобою, не сообщили, что тот, кого ты ждешь, отправился в путь?
— Это так, они сообщили мне об этом, — ответил председатель, вопреки обычаю откидывая капюшон, чтобы лучше видеть говорящего. Под капюшоном оказалось лицо почтенного седобородого восьмидесятилетнего старца.
— Хорошо, — продолжал незнакомец, — а слева от тебя — представитель английской группы, председатель Каледонской ложи. Добрый день, милорд. Если в ваших жилах течет кровь вашего предка, Англия может надеяться, что погасший свет вспыхнет вновь.
Шпаги опустились: гнев начал уступать место изумлению.
— А, это вы, капитан? — воскликнул незнакомец, обращаясь к последнему из высокопоставленных призраков, стоявших слева от председателя. — В каком порту оставили вы ваш прекрасный корабль, который любите, словно любовницу? «Провидение» — добрый фрегат, а его имя должно принести Америке счастье, не так ли?
Затем, повернувшись к тому, кто стоял справа от председателя, незнакомец проговорил:
— Ну-ка, цюрихский пророк, доведший физиогномику чуть ли не до уровня волшебства, скажи, не видишь ли ты в чертах моего лица знаков, говорящих о моей миссии?
Тот, к кому были обращены эти слова, отступил на шаг.
— Ну что ж, — продолжал путник, обращаясь к соседу предыдущего, — потомок Пелайо [4] , речь опять идет об изгнании мавров из Испании. Это будет нетрудно, если кастильцы еще не потеряли меч Сида.
Пятый из высокопоставленных членов общества стоял молча и неподвижно: казалось, слова незнакомца превратили его в камень.
— А мне ты ничего не хочешь сказать? — заговорил шестой, упредив незнакомца, который, похоже, забыл о нем.
4
Пелайо (?—737) — первый король Астурии, королевства, образовавшегося после захвата арабами Пиренейского полуострова.
— Хочу, — отозвался путник, устремив на него свой пронизывающий взгляд, который, казалось, проникал в самое сердце. — Я скажу тебе то же, что Иисус сказал Иуде, только немного позже.
Тот, к кому были обращены эти слова, сделался бледнее собственного савана; по залу пробежал шепот: присутствующие, казалось, спрашивали друг друга, чем вызвано это странное обвинение.
— Ты забыл о представителе Франции, — напомнил председатель.
— Его среди нас нет, — высокомерно бросил незнакомец, — и тебе об этом прекрасно известно, хоть ты и спрашиваешь, ведь его место пустует. Не забывай, что твои ловушки вызывают лишь улыбку у того, кто видит во мраке, действует наперекор стихиям и живет вопреки смерти.