На самом деле первым Люшков был, который после получения указаний от Ежова в июне 1938 года сбежал к японцам. Но об этом я не стал рассказывать Черкесову.

– И вам поручили проверить показания Ежова относительно его связи с Литвиным? – осторожно произнес я.

– Не совсем так, – собеседник почувствовал в моем вопросе «ловушку». – Дело в том, что в то время сотрудников территориальных органов обычно не привлекали для проведения следственных мероприятий в отношении руководства центрального аппарата. К тому же, как мне рассказывал Блохин, доказательств вины Ежова было более чем достаточно. Поэтому привлекать к сбору дополнительных фактов простого следователя из областного управления наркомата никто бы не стал. Существовало и еще одно важное обстоятельство: Литвин покончил с собой еще до того, как ему было предъявлено официальное обвинение.

О дружбе Ежова и Литвина мне Блохин много чего интересного рассказал. Комендант сказал, что познакомились они в начале тридцатых годов, когда оба служили в одном (Распорядительном. – Прим. ред.) отделе ЦК ВКП (б) – один начальником, а другой – его заместителем. «Помнится, Литвин уже тогда кадрами заведовал». Потом их пути разошлись. Один остался в Москве, а другого отправили на Украину. Дослужился он до должности 2-го секретаря Харьковского обкома. Судьба Литвина резко изменилась, когда его бывший начальник и собутыльник был назначен наркомом внутренних дел.

«Знаешь, что общего у них было? У обоих «темные пятна» в биографиях. У Ежова – отец подпольный притон содержал, а мать из дворянок. Да сам он во время Гражданской войны дел натворил. Сначала в банде состоял, а потом белогвардейцам помогал. Его даже за эти дела расстрелять хотели, но приговор отменили. У Литвина еще хуже. Он во время Гражданской войны с белогвардейской контрразведкой сотрудничал. Поймали его однажды белые и поставили перед выбором: на них работать – подпольщиков находить и сдавать – или умереть. Он первое выбрал. И это только сейчас выяснилось», – сообщил Блохин.

Комендант утверждал, что покончивший самоубийством начальник УНКВД Ленинградской области повторил часть пути своего предшественника – Заковского. Пил вместе с наркомом, часто в Москву приезжал, якобы по служебным делам... Все ждал, пока его собутыльник в центральный аппарат вернет. Хотя бы снова кадрами поставит заведовать. Хотя летом 1938 года по коридорам Лубянки циркулировали слухи, что Ежов пытается Литвина своим заместителем назначить, но против этого товарищ Сталин возражает. Говорит, что у Литвина опыта чекистской работы почти нет и есть более опытные кандидаты...

– Мне начальник УНКВД Гоглидзе поручил провести проверку деятельности Литвина. А если точнее, то выявить все его связи в управлении. Даже не связи, а тех, кому он покровительствовал и на чье «темное» прошлое, по тем или иным причинам, реагировал как «враг народа», а не как чекист, – объяснил следователь. – Нужно было воссоздать схему Ежов – Литвин – сотрудники управления. Первой частью занимались следователи из Москвы во главе с Берией, а второй – сотрудники Ленинградского управления под руководством Гоглидзе. Поэтому оба самоубийства я расследовал с позиции следователя секретно-политического отдела.

– И что вам удалось выяснить относительно смерти Литвина? – поинтересовался я.

– Он покончил с собой, когда понял, что его преступная деятельность будет вскрыта следственными органами в ближайшие недели. Избежать ответственности, даже имея высокопоставленных покровителей в Москве, ему не удастся. Например, Литвин в многочисленных анкетах «забывал» указать, что во время Гражданской войны он находился на Дальнем Востоке и занимался подпольной деятельностью. Однажды попал в застенки колчаковской контрразведки. Пробыл он там несколько месяцев, а потом был отпущен. Продолжил свое смертельно опасное занятие. И вот что странно: везучим он оказался. Почти все, кто с ним был связан, были арестованы белогвардейцами, а он продолжал оставаться вне подозрений.