На многих встречах, «круглых столах», семинарах, сходах, конференциях и прочих мероприятиях, проводившихся нами за последние годы, я рассказывал о заозерском проекте. И не раз замечал, как сельчане из других районов, которые до этого жаловались на жизнь и говорили преимущественно о трудностях, уважительно замолкали.

Да, правда, ситуация в большинстве наших деревень сегодня очень невеселая, но если можно даже в том невероятно сложном положении, в котором оказались жители мезенских деревень, в полной оторванности где-то там, на Крайнем Севере, добиваться таких замечательных результатов, то, значит, остальным-то уж сам бог велел браться за дело.

Заозерский пример еще раз наглядно подтверждает: один из главных секретов развития заключается в том, что в основе успеха лежат не деньги, не материальные блага, не какие-то ресурсы или нечто подобное. Главное, что приводит к успеху (или неуспеху), — это наше сознание. Это то, как мы смотрим на мир, кем считаем себя в этом мире, во что верим. Именно вера людей, их активность, их энергия и способности являются основным. А какие-то ресурсы, на основе которых можно развиваться, есть везде. Порой их просто не замечают, поскольку смотрят не так. Развитие — это поиск, вдохновленный верой людей, это объединение их усилий, их желание и инициатива.

В конечном итоге мы можем все, чего хотим. Если знаем, кто мы и чего мы хотим.

По образованию я — эконом-географ, по профессии — режиссер-документалист. Снимаю кино о России, о путях ее модернизации. Уже лет пять езжу по стране — ищу людей, которые сумели в разных сферах создать принципиально новую ситуацию, придумать технологию или способы, которые меняют депрессивную обстановку и эффективно решают проблемы страны в жилищном хозяйстве, на транспорте, в энергетике, в сфере управления или, скажем, в экономических отношениях между людьми. Для таких технологий придумали звучный термин — «инновации», а людей, их создающих и продвигающих, называют изобретателями, революционерами, фантазерами и чудаками. Всяко называют, иной раз и «обидными» прозвищами. Таких людей немного. Наверное, потому, что их вообще немного. А еще потому, что создавать и продвигать новое — дело неблагодарное. И наши власти на местах, и сами жители России при слове «инновация» готовы позакрывать все ставни на своих зданиях и объявить карантин.

Эти люди были всегда, что в Империи, что в Союзе. Например, братья Черепановы с паровозом, Степан Осипович Макаров с ледоколом, Сергей Юльевич Витте с Транссибом или Константин Эдуардович Циолковский с ракетами. «Чудаковатый дедушка», — мягко шутили в Калуге, где Циолковский рассказывал детям о полетах к звездам. Вот и мой коллега по цеху, Царствие ему Небесное, режиссер-документалист с «Леннаучфильма» Павел Владимирович Клушанцев, в 40–50-х годах пришлого века снимал фильмы о космосе — «Дорога к звездам», «Планета бурь», «Марс». Народ валом валил на просмотры в питерский «Колизей». Джордж Лукас, автор «Звездных войн», учителем называл, оператора в Ленинград присылал — спецэффектам и трюкам научиться. Шутка ли — до старта Гагарина в космос еще десять лет, а в фильмах Павла Владимировича люди в скафандрах в невесомости летают. Забрали «инноватора» Клушанцева, конечно, в КГБ. На допросах прессовали — никто в государстве Советском и представить не мог, что он сам придумал и изготовил модель скафандра, которая была строго засекречена. Отпустили из КГБ — приезжает в Москву, в Министерство культуры: «Паша, не занимайся ерундой. Какой космос? Мы туда еще, может, лет через сто полетим… Сними лучше хороший фильм про повышение урожайности сахарной свеклы!» Он долго бился за свои сценарии. И, только когда полетел спутник, а потом и первый космонавт, для всех стало откровением, что человек, оказывается, занимался не прожектами, а научно обоснованными прогнозами. Короче, у инноваций и новаторов в России сложная судьба.

И все же они — инновационные технологии и их проводники — в России есть и сегодня. Это такие прикольные люди, которых я называю «гости из будущего». Они несут людям идеи и принципы уже завтрашнего дня. И на наших глазах, а зачастую и с нашим участием их разработки проходят три стадии общественного восприятия: «этого не может быть», «в этом что-то есть», «да кто ж этого не знает!».

К самым удивительным примерам обновления современной России можно отнести опыт развития деревень Русского Севера, созданный в Архангельской области Глебом Тюриным и его Институтом общественных и гуманитарных инициатив (ИОГИ). Могу об этом судить. Вопрос проработан лично. Познакомившись с Глебом несколько лет назад, я объездил деревни, в которых он работал, побеседовал с сельчанами, отснял десяток кассет для своего фильма.

Тюринский опыт, когда с ним сталкиваешься впервые, вызывает ощущение чего-то нереального, сказочного. Многие так и говорят: «В нашей глухомани этого просто не может быть, потому что не может быть никогда».

Далее, убедившись, что «оно» есть и что «все взаправду», самые разные люди: журналисты, модные столичные тусовщики из бесконечных школ политики, бизнеса и управления, экспертные команды Всемирного банка и западных аналитических центров, федеральных министерств России, администрации регионов и президентских полпредств, — все приходят в восторг. Пересказывают истории архангельских деревень на конференциях, предъявляют их обществу как большой успех, как некое чудо.

Но даже среди экспертного сообщества мало кто сознает, какие масштабные инновации на самом деле созданы и предложены Глебом Тюриным, какое значение они могут иметь для развития разрушенной сельской России, деморализованной, давно нищей, на глазах уходящей из жизни в дешевых деревянных гробах.

В отличие от успешных мегаполисов, большая часть России — провинция, которую не вписали в крутые виражи рыночных реформ. В глазах государственного аппарата это — огромная «черная дыра», поглотившая все, что было построено раньше, и в которую только для поддержания жизни надо качать и качать средства.

Но, увы, миллиардные дотации ей не помогают. Дыр больше, чем средств. Одна из проблем в том, что здесь ведь средства не инвестируют, а осваивают по-советски. Это затратная система: надо показывать затраты, чтобы тебе их покрывали. А будет меньше затрат — урежут финансирование. Но это означает, что сознательно создается «минус», потому что создавать «плюс» невыгодно.

Так умирает деревня. Угасание глубинки происходит довольно интенсивно. За 20 лет наша страна потеряла едва ли не 20 тысяч населенных пунктов. На некоторых территориях освобождение земли идет со скоростью 2–3 процента в год по старому закону «вымирание — опустошение — освобождение».