— Мой муж скончался в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, — ответила Сильвия.

— Извините. — Внезапно Порки Данлепу захотелось чем-нибудь помочь этой женщине. Он мечтал почувствовать себя настоящим полицейским хотя бы раз в жизни, но эта ситуация, даже если предположить, что все, о чем рассказала женщина, произошло на самом деле, выходила за рамки полномочий нью-йоркской полиции. — Послушайте, я думаю, вам нужно организовать жильцов. Достаточно мощный союз заставит владельца здания предпринять соответствующие шаги. Если вы окажете давление на хозяина, ему ничего на останется, кроме как принять меры к этой шлюхе и ее соседке по комнате. — Он заметил испуг на лице Сильвии. Она пришла в полицию, чтобы решить свои проблемы, а ей предлагали организовать массовое движение. — Послушайте, — сказал Порки. — Работая офицером по профилактике преступлений, я много раз бывал на собраниях жильцов, организующих протесты против высокой квартирной платы. Знаю как они проходят. Конечно, сразу всех вы организовать не сможете. Сначала надо составить список жильцов, которых вы дольше знаете, на кого можете рассчитывать. Соберите их вместе, объясните ситуацию, — и, если они согласятся с вами, можно будет предпринять следующий шаг. Сколько в вашем доме квартир?

— Восемьдесят.

— А сколько из них пустует?

— Точно не знаю, но думаю, около пятнадцати.

— Следовательно, шестьдесят пять заняты. Если вы организуете десять человек, а потом каждый из этих десяти постучится еще к пятерым, то вы сможете поговорить с каждым. Составьте петицию и в ней потребуйте от домовладельца удалить из дома проституток. Я не думаю, что у вас есть повод для волнений. Такие дома, как ваш, достаточно приличны. Это не строения, где жилье сдается на короткий срок. Вряд ли владелец дома, где вы живете, не думает о своей собственности. Знаете, когда здание переходит из одних рук в другие, необходимо время, чтобы компания поняла, как работать с жильцами. Тем не менее чем быстрее вы организуетесь, тем лучше.

Сильвии Кауфман дали понять, что ей пора идти, но ей это не понравилось, несмотря на то, что сержант казался симпатичным и искренним.

— А разве в вашем участке нет специальных людей, которые занимаются проблемами проституции?

— Есть, — признался Данлеп, — но наказание за проституцию такое легкое, что усилия, потраченные на привлечение этих особ к суду, не оправдывают себя. Если мы даже арестуем каких-то девиц, то ничего не изменится, потому что сутенер поселит в ту же квартиру других. А если вы хотите оказать на этих шлюх давление, то придется кому-нибудь постоянно дежурить под дверью и выкладывать клиентам неприятные вещи. Если же клиенты поймут, что их анонимность под угрозой, они перестанут ходить в эту квартиру.

Теперь Порки Данлеп дал недвусмысленно понять посетительнице, что беседа окончена. Раньше полицейский просто перебросится парочкой слов с проституткой и ее сутенером, и те перебираются в другое место, а теперь, даже если есть разрешение на арест, вся эта шваль просто смеется вам в лицо. Но вслух этого он не произнес.

Джеймс Тиллей (офицер по расследованию уголовных дел в нью-йоркской полиции) знал Стенли Мудроу (бывшего офицера по расследованию уголовных дел, та же полиция, ныне на пенсии) около года, но считал его своим лучшим другом. А лучшие друзья, по мнению Тиллея, не должны удивлять друг друга. Они слишком хорошо знакомы, чтобы преподносить сюрпризы или что-то скрывать.

Сам Тиллей придерживался этих правил, становясь все более положительным, особенно после того, как решил соединить свою судьбу с Розой Карилло и двумя ее детьми: Ли восьми лет и Жанеттой — шести. Мудроу же со своей стороны, хоть и был гораздо старше Тиллея, но продолжал удивлять всех, близко знавших его.

Например, Тиллей предрекал, говоря Розе, которая знала Мудроу дольше, чем он, что уход на пенсию станет концом знаменитого Стенли.

— Знаешь, Мудроу — одинокий по своей натуре человек, — объяснял он. — Сколько у него друзей в отделении? Всего полтора: капитан Эпштейн — номер один и половинка — я. А может, с Эпштейном он и дружит только потому, что тот является как бы связующим звеном между Мудроу и этими акулами из отдела внутренних дел. Со мной же, скорее всего, оттого, что наши столы стояли рядом перед тем, как Мудроу подал прошение об отставке.

И вот первый сюрприз для всех — новая работа Мудроу сразу после отставки. Тиллей предполагал, что Стенли начал думать о ней, еще служа в отделении, хотя тот все отрицал. По правде сказать, никого не удивляло, что полицейские довольно часто превращались в частных детективов. В данном случае необычным был только профессиональный уровень Мудроу, слишком высокий для подобной «карьеры». Таким образом, предсказания Тиллея не попали в точку, а Роза добавила еще, будто она-то всегда знала, что Стенли Мудроу способен преуспеть в любых обстоятельствах.

Нет, Стенли Мудроу не стал одним из тех скользких полууголовников, кто снимает кабинеты размером со шкаф около площади Таймс. Не следил за неверными мужьями и не искал компрометирующих снимков, которых было достаточно, чтобы всякие претензии на алименты отпали сами собой. Он работал исключительно с лучшими адвокатами, занимающимися уголовной практикой: проверял алиби, искал свидетелей, порой уличал прокуроров в их ошибках. Как бывший полицейский имел право на ношение оружия. А лицензию частного детектива нью-йоркской полиции получил через неделю. Многие работодатели были в восторге от того, что у прослужившего тридцать пять лет в полиции Стенли Мудроу остались там друзья, и он иногда получал доступ к самым секретным документам, какие прокуратура не показывает даже защите, заявляя, что они, мол, не имеют отношения к делу и не могут быть рассмотрены во время процесса.

Вот так получилось, что Стенли Мудроу, немало удивляясь этому и сам, быстро стал популярным: спрос на его услуги с каждым днем все рос. Мало того, недели через две он понял: для выполнения многих заданий вполне пригодны методы, которыми он в совершенстве владел, еще будучи полицейским, и это открытие ему очень пришлось по душе. Все случившееся было похоже на чудо. Тем более он удивил своего более молодого друга Тиллея, отказавшись от этой новой работы.

Наверное, он и был бы совершенно счастлив, если бы не один маленький, но важный момент. Практически все его усилия теперь были направлены на то, чтобы освобождать виновных людей, всю же предыдущую жизнь он делал обратное: сажал их за решетку. Это, казалось бы, незначительное обстоятельство сильно терзало его душу и совесть.