Перед этим я встречалась с прокурором округа и знала — дело Гелле практически закончено. Прокурор требовал от двенадцати лет до пожизненного заключения или признания виновности со смягчающими обстоятельствами. Это означало, что, если у Гелле пройдет второй вариант, он получит лет десять. Ему, кстати, всего двадцать пять лет. Он отмотает десятку и, вернувшись, все еще будет достаточно молод, чтобы продолжать калечить другие жизни. Гелле оставил в покое свое интимное место и попросил меня рассказать, как его будут защищать. Я понесла всякую околесицу про то, что, скорее всего, не все жертвы придут в суд, две из них не могут быть квалифицированы как свидетели, потому что не указали на него при опознании. Я сказала, что постараюсь найти любых свидетелей, которые подтвердят его алиби. И тот факт, что он выключал свет в квартирах своих жертв, также сыграет ему на пользу, потому что не все опознания будут действительны. Наверное, я могла бы стать актрисой, потому что этот идиот поверил каждому моему слову. Затем вернулась к прокурору округа и заявила — мой клиент настаивает на судебном разбирательстве, и я не смогла разубедить его. Вы знаете, после того как я поговорила с клиентом, обвинитель не может входить с ним в контакт без того, чтобы не вызвать подозрения. Таким образом, прокурор округа не смог бы узнать, о чем мы с Гелле говорили. Он пожал плечами и назначил дату суда.

Где-то в середине судебного заседания Гелле понял, что происходит. К счастью, в этот момент я допрашивала свидетеля. Гелле со мной разделяло достаточно большое пространство. Охрана в зале удержала его до того, как он добрался до меня. Он пытался сказать судье, что я обманула его. Но ведь подсудимый всегда обвиняет юриста, если дело летит в тартарары, и судья не обратил на это внимания. Он спросил Гелле, хочет ли тот заявить о своей виновности со смягчающими вину обстоятельствами. Но Гелле к тому времени окончательно потерял рассудок и не мог сказать ничего вразумительного.

Ну вот, молоток опустился, и Гелле получил по максимуму за каждое предъявленное обвинение в насилии, четыре обвинения в растлении, два — в жестоких нападениях, четыре — в краже детей и четыре обвинения в квартирных кражах. Ему присудили пожизненное заключение плюс еще сто сорок пять лет. Дело было закрыто.

В жизни любовников всегда есть уникальный момент — когда мужчина и женщина остаются обнаженными в первый раз. Взгляды, которыми они обмениваются, как кажется сначала, не имеют значения, а потом превращаются в волны желания. Бетти Халука смотрела на большого человека, приближавшегося к ней. Все его тело состояло из прямых линий. Одну из них можно было провести от подмышки, через талию к бедру. Стенли невозможно было противостоять, ему можно было только довериться. Сначала она ощутила его губы на своих губах, а потом запах волосков на его груди. Она остановила Стенли, прошептав на ухо: «Тебе, пожалуй, не стоит быть сверху».

Когда Мудроу вернулся к реальности, поезд уже отъезжал от станции «Континенталь-стрит», что означало, что он пропустил одну длинную и пять коротких остановок после той, на которой следовало выйти. Ожидая экспресс на противоположной платформе, он посмотрел на часы и подумал, что немного опаздывает на встречу с Сильвией — теткой Бетти, но это не так уж важно. Вряд ли из сегодняшнего путешествия выйдет что-нибудь путное. Если место, где она живет, и в самом деле приличное, тогда он с глазу на глаз переговорит с сутенером или одним продавцом наркотиков. Может, удастся просто напугать эту публику до такой степени, что она смоется оттуда.

На второе собрание ассоциации жильцов «Джексон Армз» придет больше народу, думала Сильвия Кауфман. Поэтому она срочно сняла клубное помещение в церкви Святой Анны — романском католическом храме. К сожалению, жильцы вместо того, чтобы после ужасного случая, который произошел в квартире Пака, объединяться в своем негодовании, стояли группками по этническому признаку и разговаривали между собой, будто обсуждали государственные секреты втайне от других. В одном углу собралось пять семей корейцев с женами и детьми. Около свернутых столов для лото стояла дюжина азиатов — индийцев и мусульман, объединенных в своем недоверии к белым, которые, как они считали, распоряжались их судьбами. Большую группу составляли возглавляемые Майком Бенбаумом жильцы, много лет назад въехавшие в этот дом, — они во всем обвиняли «новых людей». И наконец латиносы — включая группу мексиканцев, о которых Сильвия до этого вечера даже не подозревала, — собрались вокруг кубинца Алмейды с женой и двух колумбийских семей, которые жили в этом доме около десяти лет.

Как ни странно, ни одна из групп не выглядела запуганной, и Сильвия подумала, что они либо выставляли напоказ свою смелость друг перед другом, либо были слишком злы. Безусловно, некоторые из них испугались. Йонг Пак и его семья прятались за закрытыми дверьми. Их продуктовый магазин был закрыт, поскольку они готовились к переезду в небольшой дом на две семьи в районе Флашинга, принадлежавший брату миссис Пак. Собирался съезжать и Майрон Гоулд. Он объяснил Сильвии, что его мать Шели после операции не может больше переносить нью-йоркские зимы. Как только будут оформлены все бумаги, они уедут во Флориду. Шели не поднимала головы во время этого разговора. Она не хотела показывать своих слез и стеснялась незаживающих ран после челюстно-лицевой операции. Она и Сильвия много лет соседствовали, хотя и не дружили. Наверное, они должны были расставаться как-то по-другому, но Шели Гоулд действительно выглядела уставшей. Лицо ее было серым, с обвисшей кожей: трагедия с семьей Пак ухудшила состояние больной.

— Вот такие дела, Сильвия. Мы едем на юг. Там всегда тепло. Мама больше не может переносить эти холода. Сказать по правде, я тоже не могу.

Как Сильвия и думала, Майрон не пришел на собрание, сказав, что будет занят, хотя у него нашлось время, чтобы обойти всех жильцов, продавая мебель, которую они не могли забрать с собой: квартира во Флориде продавалась меблированной.

— Извините.

Сильвия вздрогнула и подняла глаза на гиганта, стоявшего около стола в передней части комнаты. Как-то получилось, что она не заметила его появления, хотя это казалось малоправдоподобным при его габаритах.

— Я вас слушаю.

Вглядываясь в маленькие темные глаза мужчины, она почувствовала, что этот человек не такой, как все. Нечто странное, если не угрожающее было в нем. Потом она поняла, в чем дело: при встрече он не улыбнулся.

— Меня зовут Стенли Мудроу. Я — частный детектив. Раньше работал полицейским. Бетти Халука рассказала мне о ваших проблемах и попросила приехать.

— Бетти звонила днем, — отозвалась Сильвия, пожимая огромную руку Мудроу. Должно быть, со стороны это выглядело немного смешно. — Боюсь только, что сегодня вечером у меня не будет достаточно времени, чтобы поговорить с вами.