В Англии настаивали на продолжении репрессий и возмущались тем, что творится. Парнель относительно этого выражался так: «Англичане весьма, озабочены тем, что застрелено несколько лендлордов в Ирландии… Англичане убивают и грабят по всему свету, а затем они воют, если кто-либо будет убит в Ирландии, так как тут убийство им не нужно». «Национальная лига» своими прямыми целями ставила:

1) национальное самоуправление; 2) земельную реформу; 3) расширение парламентского и муниципального избирательного права и 4) развитие и поощрение труда и промышленных интересов Ирландии. Казалось бы, что эта программа вмещает и требования закрытой девиттовской «земельной лиги», но на деле с 1882 г. деятельность Девитта происходит уже в иной плоскости, нежели деятельность Парнеля, ибо для Девитта аграрный вопрос по-прежнему остается на первом плане, а в глазах Парнеля гомруль становится впереди. Новая лига издавала газету «United Ireland», нападавшую на режим насилия, ревностно проводимый вице-королем графом Спенсером и главным секретарем (заместителем убитого Кавендиша) сэром Тревельяном. Митинги лиги разгонялись, аресты усиливались, арендаторы, не внесшие в срок аренды, изгонялись при содействии полиции, и выходило, что на практике земельный закон 1881 г. все-таки, несмотря ни на что, не спасает беднейший слой фермеров от лишения последнего куска хлеба. По свидетельству Девитта и других очевидцев происходившего, аграрный террор фатально переходил в террор политический, или, может быть, точнее, сливался с ним, ибо ожесточение вызывали не только лендлорды, но и власти, служившие их орудием и охраной. Постоянно приходили известия об убийствах предполагаемых и настоящих предателей. Некто Джон Кенни помог властям арестовать склад оружия, принадлежавший фениям, и за это он был убит. Осенью 1882 г. была вырезана целая семья Джойсов за то, что некоторые ее члены дали повредившие другим показания. Четверо лиц было схвачено после этого убийства властями, и все четверо повешены, хотя трое из них, признав себя виновными, еще у эшафота продолжали клясться, что четвертый неповинен ни в чем. Был повешен также по обвинению в убийстве Фрэнсис Гайнс. «Где Форстер арестовывал, там теперь лорд Спенсер вешает», — такой вывод делали в ирландской прессе. Аресты при новом вице-короле шли нескончаемой вереницей. В начале 1883 г. в одну январскую ночь были произведены повальные обыски, причем сильно разгромленной оказалась организация «непобедимых». Между арестованными были Джозеф Брэди, Даниель Корлей, Джемс Кэри и др. Аресты последовали после неудавшегося покушения на судью Лоусона и нападения на одного из присяжных заседателей, вынесших обвинительный вердикт Гайнсу. Лорд Спенсер придавал очень серьезное значение аресту 15 лиц в ночь на 13 января, и действительно это событие было чревато последствиями. Спустя несколько дней арестовали еще двух лиц, в том числе Фицгарриса, которого, как и многих других из арестованных 13-го, привлекли по делу об убийстве Борка и Кавендиша. Мрачная драма разыгрывалась при предварительном следствии; жена Джемса Кэри, чтобы спасти мужа, стала выдавать. Кэри, человек, которого слабость знали революционеры и который всегда ими отстранялся от ответственных положений, также стал давать компрометирующие других показания. Со странной торопливостью, болезненным усердием Кэри выкладывал решительно все, что он только знал или слышал. Страх совсем помутил его разум, и он как бы спешил поскорее утопить окончательно своих товарищей.

9 апреля 1883 г. начался процесс «непобедимых», обвиняемых в убийстве Борка и Кавендиша. Джозеф Брэди, Даниель Корлей, Келли, Кэффри, Фаган были признаны виновными и приговорены к смерти. 14 мая Брэди был повешен; на той же неделе (18-го) повесили Даниеля Корлея; спустя две недели был повешен Фаган; двадцатидвухлетний Келли просил перед смертью только, чтобы ему позволили побыть немного в той камере, откуда повели на эшафот его друга Джозефа Брэди. Его повесили при громких рыданиях толпы, окружавшей тюрьму, во дворе которой происходила казнь. Другие обвиняемые были приговорены к каторжным работам (от пожизненной до десятилетней).

В Уайтголле (в Лондоне) произошел динамитный взрыв; почти одновременно были обнаружены приготовления к огромному взрыву в Бирмингеме. Ирландские революционеры переносили явственным образом войну в пределы самой метрополии. Полиция вся была поставлена на ноги, общество объято паникой и раздражением. Были произведены многочисленные аресты, причем хватали, вопреки английским обычаям, по подозрению решительно всякого; например, полиции удалось в Дувре арестовать сэра Вильяма Гаркура, которого не выпускали, несмотря на его заявление, что его следует выпустить, ибо он — министр внутренних дел, пока в этом окончательно не удостоверились. Английское правительство просило у Франции и Соединенных Штатов выдачи спасшихся туда предполагаемых фениев и «непобедимых». Оно преувеличивало опасность; на деле террористическая организация была страшно ослаблена обрушившимися на нее ударами. Но одно дело революционеры твердо решили совершить: отомстить Джемсу Кэри за его измену. Под фамилией Поуэр Кэри с женой и детьми уехал на пароходе, шедшем в Южную Африку; он страшился мести революционеров, в случае если бы остался на родине. Но на том же пароходе вместе с ним выехал не известный ему Патрик О’Доннель. В Капштадте Кэри пересел с семьей на другой пароход, отходивший в Наталь; вместе с ним пересел и О’Доннель, который все искал случая остаться наедине с Кэри. Кэри как бы чуял висевшую над ним опасность, ибо ни с кем за время путешествия наедине ни разу не оставался. 29 июля 1883 г. О’Доннель, улучив удобную минуту, тремя револьверными выстрелами убил Кэри. Один свидетель, прибежавший на выстрелы, был поражен выражением дикого ужаса на лице умиравшего человека.

Гладстон приказал доставить убийцу немедленно в Лондон из Капштадта, где он первоначально был заключен. Его признали на суде виновным и приговорили к повешению. Так как он формально числился американским гражданином, то были сделаны попытки со стороны некоторых членов Вашингтонского конгресса побудить президента вмешаться, чтобы испросить у Гладстона смягчение приговора. Все было напрасно. О’Доннель отнесся к своей судьбе совершенно спокойно. Перед казнью он сказал священнику: «Я совершенно готов встретить свою участь. Я сделал свой долг». 10 декабря 1883 г. он был повешен в лондонской тюрьме; его родной брат стоял на улице около тюрьмы и по взвившемуся черному флагу узнал о совершившейся казни.

На другой день (также по политическому делу) в Дублине был повешен Джозеф Пуль. Аграрные преступления шли своим чередом; так был встречен Ирландией 1884 год.

Этот год принес новые динамитные покушения, продолжавшиеся и в начале 1885 г.: были сделаны или вовремя обнаружены попытки взорвать главное полицейское управление в Лондоне, 3 вокзала там же, подложены были «адские машины» под Тауэр и в здании Вестминстерского дворца; пытались взорвать и огромный Лондонский мост. Эти поступки ирландских революционеров совершенно не приводили к желаемым результатам: лорд Спенсер продолжал в Ирландии свою усмирительную политику, а другие ирландские партии — гомрулеры с Парнелем во главе и последователи аграрно-реформаторских планов Девитта в эти годы (от середины 1882 г. до начала 1885 г.) — не преследовали столь активно своих целей, как в предшествующий или последующий период. Парнель говорил, что эти динамитные покушения, предпринимаемые в интересах ирландского дела, по существу нелепы; но он ядовито смеялся над какими бы то ни было упреками английских газет по адресу покушающихся, так как эти упреки исходили из «морали», а в английскую мораль Парнель упорно во всю свою жизнь отказывался верить. Как правильно замечает О’Брайен, Парнель симпатизировал революционному духу фениев и близких к ним организаций, хотя метод динамитных взрывов в Лондоне признавал совершенно нецелесообразным.

Избирательный закон 1884 г., так решительно демократизовавший кадры избирателей, имел для Ирландии то непосредственно сказавшееся значение, что наиболее бедные слои арендаторов получили доступ к избирательной урне. По разным причинам положение кабинета Гладстона пошатнулось уже вскоре после издания нового избирательного закона, и 8 июня 1885 г., оставшись (правда, довольно случайно) в меньшинстве по вопросу о налогах на спиртные напитки, Гладстон подал в отставку, и королева назначила первым министром главу консервативной оппозиции маркиза Салисбюри.

В тот ночной час, когда объявлен был неожиданный результат подсчета голосов, с ирландских скамей палаты общин раздались ликующие возгласы и злорадные крики: «Билль об усмирении! Отмена habeas corpus! Вспомните билль об усмирении!» Ирландцы не могли в эту минуту воздержаться от ликований, смотря на павшего врага, правление которого ознаменовалось для их страны столь трагическими событиями. Немногие подозревали тогда, что этот враг будет очень скоро ирландцами же восстановлен во власти. Дело в том, что первые моменты существования кабинета Салисбюри в 1885 г. показывали явную тенденцию консервативного премьера к сближению с Парнелем и его партией. Нужно сказать, что Парнель одинаково не любил все английские партии и одинаково не доверял ни одной из них; но он всегда считал, что если и либералы, и консерваторы могут дать Ирландии гомруль только по крайней необходимости, только будучи к этому вынуждены, то консерваторам сделать это легче, нежели либералам, ибо консервативный кабинет испытает в этом вопросе (как и во всяком другом) меньше затруднений со стороны палаты лордов, нежели кабинет либеральный. Вот почему Парнель не отворачивался от Салисбюри, а почему Салисбюри старался сблизиться с Парнелем, это понятно само собой: он и одного дня не мог держаться без помощи ирландской партии, потому что ведь кабинет Гладстона был провален ничтожным и случайным большинством в 12 голосов (264 против 252). Когда истек срок акта о предупреждении преступлений в Ирландии, Салисбюри решил не вносить билля о его возобновлении, а новый вице-король лорд Кэрнарвон, назначенный Салисбюри, объявил, что он будет править лишь при помощи обыкновенных, а не исключительных законов.

Кроме того, билль (поддержанный правительством) об ассигновании из государственных сумм 5 миллионов фунтов для заимообразных выдач на льготных условиях денег арендаторам, которые с соглашения лендлорда пожелали бы выкупить свои участки, прошел в парламенте. Лорд Кэрнарвон, не вполне определенно впрочем изъясняясь, дал понять, что консервативный кабинет по прочь от дарования в той или иной форме самоуправления Ирландии. Об этих переговорах Кэрнарвона с Парнелем существуют версии разные. Дело в том, что Кэрнарвон, высказываясь за гомруль, оговаривался впоследствии, что делал это в качестве частного человека. Парнель же и его политические друзья приняли эти разговоры вице-короля за нечто внушенное, имеющее отношение к мнениям самого Салисбюри: тем более эта «ошибка» могла с их стороны возникнуть, что подобные беседы, раз они происходят накануне общих парламентских выборов, могут действительно в глазах людей недоверчивых показаться вовсе не только академическими. Ибо всем было ясно, что кабинет очень нуждается в поддержке ирландцев, и, даже вполне допуская личную искренность лорда Кэрнарвона, многие потом обвиняли Салисбюри в двуличном и намеренном поддержании раз возникшего недоразумения.