Шрифт:
* * *
Он воплотил свой дар сполна, со вдохновеньем и технично вздувая волны из гавна, изготовляемого лично. * * *
Душевный чувствуя порыв, я чересчур не увлекаюсь: к высотам духа воспарив, я с них обедать опускаюсь. * * *
Что столь же я наивен — не жалею, лишаться обольщений нам негоже: иллюзии, которые лелею, — они ведь и меня лелеют тоже. * * *
Нет, я на лаврах не почил, верша свой труд земной: ни дня без строчки — как учил меня один портной. * * *
Жили гнусно, мелко и блудливо, лгали и в стихе, и в жалкой прозе; а в раю их ждали терпеливо — райский сад нуждается в навозе. * * *
Печалью, что смертельна жизни драма, окрашена любая песня наша, но теплится в любой из них упрямо надежда, что минует эта чаша. * * *
На собственном огне горишь дотла, но делается путь горяч и светел, а слава — это пепел и зола, которые потом развеет ветер. * * *
Меня любой прохожий чтобы помнил, а правнук справедливо мной гордился, мой бюст уже лежит в каменоломне, а скульптор обманул и не родился. * * *
Очень важно, приблизившись вплоть к той черте, где уносит течение, твердо знать, что исчерпана плоть, а душе предстоит приключение. * * *
Люблю стариков — их нельзя не любить, мне их отрешенность понятна: душа, собираясь навеки отбыть, поет о минувшем невнятно. * * *
К пустым о смысле жизни бредням влекусь, как бабочка к огню, кружусь вокруг и им последним на смертной грани изменю. * * *
Чтобы будущих лет поколения не жалели нас, вяло галдя, все мосты над рекою забвения я разрушил бы, в ночь уходя. * * *
Вонзится в сердце мне игла, и вмиг душа вспорхнет упруго; спасибо счастью, что была она во мне, — прощай, подруга. 1993 год Третий иерусалимский дневник
Я лодырь, лентяй и растяпа,
но вмиг, если нужен я вдруг,
на мне треугольная шляпа
и серый походный сюртук.
Все, конечно, мы братья по разуму,
только очень какому-то разному
* * *
Идеи равенства и братства хотя и скисли, но очень стыдно за злорадство при этой мысли. * * *
Наш век имел нас так прекрасно, что мы весь мир судьбой пленяли, а мы стонали сладострастно и позу изредка меняли. * * *
По счастью, все, что омерзительно и душу гневом бередит, не существует в мире длительно, а мерзость новую родит. * * *
Не мне играть российскую игру, вертясь в калейдоскопе черных пятен, я вжился в землю предков, тут умру, но дым оттуда горек и понятен. * * *
Напрасно горячимся мы сегодня, желая все понять без промедлений, для истины нет почвы плодородней, чем несколько истлевших поколений. * * *
Вовек я власти не являл ни дружбы, ни вражды, а если я хвостом вилял — то заметал следы. * * *
Сейчас полны гордыни те, кто, ловко выбрав час и место, в российской затхлой духоте однажды пукнул в знак протеста. * * *
Родом я не с рынка, не с вокзала, я с тончайшей нежностью знаком, просто нас эпоха облизала лагерным колючим языком.