Майки подскочил, ввинтился в толпу, спрыгнул на тротуар, завертел головой.

Кинисайд уже перешел на другую сторону и шел по Грей-стрит.

Майки бросился за ним. С Грей-стрит они перешли на Мосли-стрит.

Небо начинало темнеть, включались фонари, зажигались фары на машинах.

Вниз по Дин-стрит. В сторону набережной. Мимо увеселительных заведений. Не обращая внимания ни на машины, ни на шум. Навстречу попадалось все меньше людей. Остались позади дома с видом на реку.

Кинисайд не останавливался. Майки неотступно шел следом.

Теперь и фонарей становилось все меньше. Майки это было только на руку — в темноте легче прятаться.

Кинисайд дошел до Невысокого моста, где в Тайн впадает Узбурн, прошел чуть дальше и остановился под огромным Стеклянным мостом.

Майки скрылся за гаражами.

Кинисайд огляделся.

Майки вжался в металлическую ограду.

Кинисайд, явно довольный тем, что его никто не видит, вытащил ключ и сунул в навесной замок, удерживавший перевязанные цепью створки ржавых ворот. На решетке забора надпись:

Кинисайд открыл замок и вошел во двор.

Майки рискнул сделать шаг из укрытия. Осторожно приблизился к забору.

За ним на поросшей травой бетонной площадке стояло строение — прямо под Стеклянным мостом. Кое-где на крыше отсутствовала черепица. Строение действительно было ветхим и опасным для жизни, оно нависало над обрывом, покосившись в сторону реки, словно в любую минуту готовое рухнуть вниз.

Да и все вокруг казалось ветхим, заброшенным и опасным для жизни.

Внутрь вели широкие двустворчатые ворота с небольшой врезанной в них дверью, на которой тоже висел замок. Кинисайд открыл его, вошел и закрыл за собой дверь.

Что бы это значило?

Майки скользнул обратно в тень.

И начал ждать.

И думать.

На смену короткому осеннему дню опустилась чернота раннего вечера. Тайн светился и переливался, как на праздничной открытке, отражая вечернюю иллюминацию. Огни набережной влекли, обещая накануне выходных приключения на любой вкус, даже самый изощренный.

Но чуть позже. Половина шестого — еще есть время побродить по «Балтике» и там же попить кофе.

Фабрика, в разгар коммерческого века Тайна бывшая мукомольной, теперь превратилась в фабрику современного искусства в окружении баров, ресторанов, современных многоквартирных домов, фешенебельных гостиниц и культурных центров на помолодевших берегах Ньюкасла и Гейтсхеда рубежа двух тысячелетий.

В магазинчике сувениров Молот был так же к месту, как вышибала из ночного клуба среди маленьких лебедей в балете Чайковского. Он, правда, предпринял кое-какие попытки замаскироваться, чтобы привлекать как можно меньше внимания: бежевая шерстяная шапочка на голове, черная пуховая куртка, которая немного скрадывала его квадратность, выцветшие коричневые брюки и обыкновенные туфли. На руки он натянул перчатки без пальцев, чтобы скрыть наколки. Зуб никуда не денешь, поэтому — никаких улыбок.

Он делал вид, что рассматривает тяжелый фолиант в красивой обложке — на самом деле его взгляд был прикован к входу в «Балтику». Молот выискивал лица врагов, копов в гражданском с их жалкими потугами сойти за обывателей — любого, в ком мог почувствовать угрозу. Кого угодно, кто способен помешать заключению предстоящей сделки.

Что угодно, что могло выдать расставленные сети.

Он стоял так, чтобы не попадать в объектив видеокамеры, и то окидывал скользящим взглядом всю панораму, то внимательно осматривал каждый отрезок пространства.

Но вокруг только любители современного искусства.

Потому что все, кого он выискивал среди посетителей, были на месте чуть ли не с полудня.

Этаж 2-а. Административная территория. Комната охраны. Небольшое помещение для двоих сотрудников сейчас казалось совсем крошечным, потому что кроме Нэтрасс и ее людей там были еще Пета, Амар и Джамал.

Нэтрасс категорически возражала против их присутствия, но Донован настоял. Это было одним из его условий. Он объяснил свое требование тем, что Молота может опознать только Джамал, что же касается Петы и Амара, то ему необходима их моральная поддержка. Уловив в его словах некую логику, она в конце концов неохотно согласилась.

Дальше административного помещения никого не пускали, а если кто-то и выходил, то только по особому разрешению и ненадолго. В остальной части здания больше ни одного полицейского, чтобы не вспугнуть Кинисайда, который и сам неоднократно принимал участие в захватах. Кроме того, хоть и продажным, он пока оставался полицейским. Одним из них. И ему могли посочувствовать. Поэтому было решено ограничиться минимальным количеством людей, которых подбирали самым тщательным образом: группа захвата из четырех человек да два компьютерщика. Никаких мобильных телефонов, никаких звонков.