— Боже, — прошептала Лиа. Она-то отлично знала, что это такое.

— Но я был тогда мальчишкой, — продолжал Джесс, — и я иногда плакал, особенно когда приходили письма от матери. Она написала, что вышла замуж во второй раз, что у нее двое детей, и почти в каждом письме повторяла, что мне нужно когда-нибудь к ней приехать. На мой девятнадцатый день рождения мать даже прислала мне билеты на самолет. Мне хотелось поехать к ней, но я не мог оставить отца одного. Мой отец был трагической фигурой, нечто трагическое было в самой его отрешенности, мальчишкой я это смутно чувствовал, но не мог понять.

— Когда он рассказал тебе правду? — Лиа видела в глазах взрослого мужчины боль ребенка и ощущала ее как свою.

— Когда я получил письмо с билетами, мы с отцом поссорились. Это был один из тех редких случаев, когда он повысил голос. Отец велел мне ехать, а я отказывался. Он говорил, что не способен быть мне отцом, потому что от него осталась лишь пустая оболочка. Я возражал, он настаивал. Тогда он и рассказал мне о твоей матери.

— Ты рассердился?

— Мне стало грустно. Это была печальная история, отец любил ее всем сердцем даже через четырнадцать лет после того, как они расстались.

— Ты злился на мою мать?

Джесс отрицательно покачал головой:

— Судя по тому, что рассказал отец, у нее не было выбора. Она была порядочной женщиной, занимала определенное положение в обществе. Он не винил ее за то, что

она уехала, так же как не казнил себя, что не поехал за ней. Позже, став взрослее, я, бывало, про себя клял ее за то, что она вообще приехала в наши края, но к тому времени он уже снова был с ней.

Лиа ахнула.

— Мысленно, — с грустной улыбкой пояснил Джесс. — Не более того. Они никогда больше не встречались и не общались каким бы то ни было образом. В последние годы жизни отец делал вид, будто она с ним. Знаешь, как это бывает: некоторые люди разговаривают сами с собой, а он разговаривал с Вирджинией, только так он всегда ее называл, «Джинни» — никогда. Он говорил, что это красивое имя, поистине королевское.

— Как все это грустно, — вздохнула Лиа.

—Отец был романтиком. Говорил, что ему было суждено полюбить и потерять Вирджинию, и пусть даже они никогда больше не увидятся, его сердце всегда будет принадлежать ей. Он не смог бы его отдать никому другому, Вирджиния забрала его сердце с собой.

Лиа поежилась. Анетт употребила почти такие же слова. Как она могла усомниться в рассказе Джесса, если все, что он рассказал, в точности подходит и к Джинни?

—В его жизни были другие женщины?

— Ни одной.

— Неужели у него не было даже коротких связей?

—Лиа, он был на это не способен, ему никто другой не был нужен.

— Но с твоей матерью он все же попытался.

— По-видимому. Это было еще во времена, когда он пытался убедить себя, что сможет жить нормальной жизнью и без Вирджинии. После того как мать от нас уехала, он перестал и пытаться.

— Почему она уехала? В чем они не сошлись?

— Были вещи, на которые они смотрели по-разному. Преданность. Обязательства. Любовь. Мать ему нравилась, он ее уважал, но не мог любить.

— Но многие браки прекрасно существуют и без любви. — Например, брак ее родителей, Лиа точно это знала.

Но Джесс еще не закончил.

— Моя мать была не местная. Она приехала в Даунли на лето, как твои родители, и молодой красивый мужчина, каким тогда был мой отец, привлек ее внимание. Они поженились, через год с небольшим появился я, а еще через два-три года она поняла, какое ее ждет будущее. Это было не то, чего бы ей хотелось.

— Она еще жива?

— Да, я встречаюсь с ней раз в год. Не здесь, сюда мать никогда не приезжает; в отличие от твоей матери ей это место не нравится. И она не любила моего отца так, как твоя мать.

Какое-то оцепенение вдруг охватило Лиа, но она все же смогла проговорить:

—Я узнала Джинни с новой стороны, и мне нужно время к этому привыкнуть.

Джесс встал на ноги и поднял Лиа.

—Пойдем я покажу тебе фотографии.

Лиа не была уверена, что хочет их увидеть. Она понимала, что для одного дня узнала более чем достаточно, но все-таки жаждала узнать и увидеть все, что имело хоть какое-то отношение к той нежной, теплой, любящей женщине, какой была ее мать рядом с Уиллом Крэем. Кроме того, она не могла расстаться с Джессом. Поэтому она взяла его за руку и пошла вместе с ним по тропинке. Выйдя из леса, они направились прямиком к домику Джесса. Там Джесс переложил на пол кипу журналов, передвинул большую свечу и кусок плавника и открыл наконец небольшой сундучок, старый, потрепанный, замок у него сломался, судя по всему, уже давно. Джесс достал из него конверт из плотной коричневой бумаги. В конверте лежало около дюжины фотографий, снятых в разные дни в разной обстановке. Лиа нашла среди них и ту, что была помещена в газете. Кроме этой, только на одной фотографии мужчина и женщина прикасались друг к другу. Этот второй снимок был сделан на городской пристани — Джинни и Уилл стояли плечом к плечу, опираясь о перила. Однако и без физического контакта связь между мужчиной и женщиной на снимках была очевидна.

В конверте лежали не только фотографии, Джесс достал из него засушенные приморские розы, положенные между двумя листами вощеной бумаги, и два кожаных кольца — одно побольше, другое поменьше.

—Обручальные кольца, — сказал он. — Они делали вид, будто женаты.

У Лиа заныло сердце, и, зажав в ладони кольца, она заплакала. Джесс обнял ее за плечи.

— Им не нужно было расставаться, — сквозь слезы прошептала Лиа.

— Тогда были другие времена, она была богатой замужней дамой, а он — наемным рабочим без гроша за душой.