— Сегодня мы закончили испытания, результаты получены удовлетворительные, отчет составлен. Прошу вас, — добавил директор, — как представителя маршала Кулика подписать отчет.

— Хорошо, я подпишу, — согласился я. — Только прошу провести еще всего одну стрельбу по моей программе.

Зальцман согласился и назначил стрельбу на следующий день. По моему настоянию на стрельбе должен был присутствовать и Федоров. Программа, которую я наметил, была несложна: стрельбу начать беглым огнем при максимальном угле возвышения. Как только будет сделано 20 выстрелов, тут же придать стволу орудия угол склонения (т. е. направить ствол к земле) и продолжать стрельбу.

— Приемлемо, — согласился Зальцман. — Для выполнения такой программы достаточно двух-трех минут.

На следующий день мы приехали на полигон. Пушка и снаряды уже были подготовлены. Зальцман дал команду, стрельба началась. Первый выстрел, второй, третий. Пушка работала нормально. Подошел ко мне Зальцман, спросил:

— После этой стрельбы вы подпишете отчет?

— Обязательно подпишу, — твердо пообещал я.

Стрельба продолжалась. Пошел двадцатый выстрел. Все

в порядке. Тут же дали угол склонения — выстрел и...

Тем, что случилось, были поражены все, кроме меня. Второго выстрела дать было нельзя, так как ствол пушки остался на откате — орудие, как я доказывал, вышло из строя.

Зальцман выругался, приказал Федорову выяснить причину, и мы уехали на завод. Всю длинную дорогу директор молчал. В своем кабинете, когда мы приехали, он вынул бутылку вина, и за вином состоялся короткий разговор.

— Товарищ Грабин, вы воспитанник Кировского завода, — сказал он.

— Да, я начинал в конструкторском бюро вашего завода.

— Предлагаю вам вернуться на Кировский завод.

— Это невозможно, — ответил я.

— Почему?

— Мое КБ гораздо мощнее вашего, имеется опытный цех, которого у вашего КБ нет.

— Все сделаем, что вы запросите, только возвращайтесь на наш завод, — повторил Зальцман.

Я вновь отказался.

— Тогда я товарища Сталина попрошу, чтобы он дал указание перевести вас на Кировский.

— Я буду категорически возражать, — ответил я.

— Очень жаль, что вы отказываетесь, мы бы с вами большие дела делали, — заметил Зальцман, почувствовав, что переубедить меня не удастся. — Подумайте все-таки. Мы бы вас приняли с большим удовольствием, создали бы прекрасные условия для работы.

Но я и подумать не обещал. Завод в Приволжье давно уже стал для меня родным. Я и мысли не мог допустить, что хоть когда-либо у меня появится желание расстаться с нашим КБ, которое после всех испытаний представляло собой прекрасно сложившийся, высокоорганизованный, цельный коллектив, настоящую дружную семью» 27 .

Здесь намеренно приведена длинная цитата Грабина, дабы избежать неясностей и обвинений в необъективности. А теперь посмотрим, что было на самом деле. Начнем с того, что пушке JI-17 никогда не приходилось в боевых условиях стрелять под углом возвышения +12°, а затем под углом снижения —12°, т. е. вначале вести огонь на дистанцию 7,2 км, а затем стрелять в грунт у самого основания дота. Таким образом, Грабин просто пытался дискредитировать Маханова и его пушки.

А что же представлял собой грабинский «агрегат непрерывного охлаждения тормоза отката»? Раскроем наставление по пушке Л-17 28 на с. 55. Там изображен обычный кожух (бак), в который помещены цилиндры противооткат

ных устройств. Из водопровода дота в него через трубу втекает холодная вода, охлаждает цилиндры противооткатных устройств и через другую трубу вытекает. Точно по такой же схеме еще при царе Николае II и наркомвоене Льве Давыдовиче Троцком в казематах и на бронепоездах охлаждались стволы пулеметов типа «Максим». Как видим, проще ничего не придумать! Неужели конструкторы Кировского завода сами до сего «агрегата непрерывного охлаждения» не додумались?

Ларчик в истории с казематной пушкой открывался столь же просто, как и в остальных конфликтах Грабина с конструкторами других заводов, — у Грабина была своя казематная пушка Ф-38. Но о ней в воспоминаниях нет ни слова.

Эскизный проект казематной установки Ф-38 был отправлен в Главное артиллерийское управление 14 октября 1939 г. Установка оснащалась грабинской 76-мм танковой пушкой Ф-32 длиной в 30 калибров, которая могла быть заменена более мощной 76-мм танковой пушкой Ф-34 длиной в 42 калибра.

Качающаяся часть танковой пушки Ф-32 была немного изменена. Штампованная люлька корытообразного типа заменена на литую, как у Л-17. Расположив противооткатные устройства над стволом (в Ф-32 они находятся под стволом), конструкторы ввели новую деталь — литую муфту с обоймами для крепления противооткатных устройств. Кожух вставлен в муфту. Подъемный и поворотный механизмы были использованы от пушки Л-17.

Танковая пушка Ф-32 крепилась на специальной балке, которая служила опорой как для орудий, так и для шарового сегмента брони.