Ваше же намерение весьма хорошо в «Толковании <на> "Отче наш"» святого Максима, но, не касаясь старцева текста, темные только места на выносках пояснить с латинского. А ежели весь перифразис писать, то будет продолжительно и затруднительно. Впрочем, как лучше найдете, да будет на воле Вашей.

Из письма Ф.А. Голубинского, кажется, нет ничего такого, что бы могло быть прибавлено, но, что он выставил Якова Дмитриевича трудившимся в исправлении или переводе «Филокалии», — это, кажется, не мешает. О тайно завезенных отцом Афанасием статьях, в «Добротолюбии» помещенных, читая, вспомнил, что покойный батюшка отец Афанасий мой часто говаривал, что у старца Паисия много бывало подобных случаев; он, бывало, и поскорбит да и скажет: «Да, правда, книги-то хороши. Я сам, когда бы был на их месте, то же бы сделал». Вот какая его была любовь к книгам и снисхождение к немощам человеческим! Портрет старца и снимок с руки и при втором издании, кажется, не будет лишним — то и прикажите оные печатать. Это, может быть, можно и без цензора.

Вы упоминаете о говений в сей пост. А я уже предварил Вас моим писанием, что хорошо бы исполнить долг сей. Без всякого отлагательства желаю, чтобы Вы освятились сими Таинствами спасительными, не встретив никакого препятствия.

Почтеннейшей Наталье Петровне свидетельствую мое почтение, и как ей, так и Вам, и детям вашим желаю мира, здравия и благоденствия, и, испрашивая на Вас Божие благословение, с почтением моим остаюсь недостойный Ваш богомолец многогрешный иеромонах Макарий.

Почтеннейшему Степану Петровичу свидетельствую мое почтение и благодарю за расположение принять труд во втором издании книги.

Отец игумен свидетельствует Вам свое почтение.

8 февраля 1847 года

Я имею рукопись старца Василия Поляномерульско-го: сочинение «Вопросительные ответы на разрешение и ошаяние возбраненных брашен монашескому вольному обещанию» [48] ; полагаю, не излишним бы было и оное поместить в нашем издании; прошу меня уведомить, как Вы находите сие мнение. Я поручу написать и к Вам пришлю.

Предисловие, точно, лучше после печатать; вот уже и есть отзыв о Филарете [49] .

Я написал к Наталье Петровне.

<Начало 1847 года>

Высокопочтеннейший и многоуважаемый отец Макарий!

Вчера получил я письмо от Шевырева вместе с одним местом корректуры «Жития старца Паисия»; и то и другое препровождаю к Вам для рассмотрения. Хорошо бы было, если бы Вы успели отправить корректуру обратно к Шевыреву в понедельник с экстра-почтою. На полях корректуры Вы найдете заметки Шевырева карандашом: он спрашивает, какого правописания угодно Вам держаться в словах славянский, словянский или словенский и в словах отнудъ или отнюдь! По моему мнению, в последнем слове несомненно должен быть в конце 5, т. е. отнюдь. Первое же слово пишут каждый своим образом. Я обыкновенно пишу словенский, производя словени от слова в противоположность немцам. Впрочем, извольте выбрать, какое Вам кажется правильнее, и по нем исправить другие, выставляя поправку на полях так, как на последней странице исправлено слово разум.

Адрес Ваш Шевырев уже имел и по нем один раз уже и писал к Вам, но, вероятно, потерял.

Не скорее ли будет дело, если бы вместо того, чтобы посылать корректурные листы из напечатанного уже текста по почте, — исправить предварительно по напечатанной книжке те ошибки, которые найдутся там сверх замеченных опечаток, и послать книжку Шевыреву. В случаях сомнения о правописании, кажется, можно положиться на него. А что будет печататься вновь с рукописей, то пусть он присылает в корректуре. Впрочем, извольте сделать, как найдете лучшим. Я говорю это предположение только для сокращения времени.

Видно, что они там оценили Ваше дело настоящим образом и приняли его к сердцу. Очень бы желательно было, чтобы исполнилось предположение Голубинского и Московский митрополит с своей стороны прибавил что-нибудь к предисловию. Кроме достоинства его пера, он может более всех других иметь драгоценные сведения о многом и о многих, упомянутых в предисловии.

Наталья Петровна не пишет к Вам потому, что чувствует себя не совсем здоровою. Она поручила мне сказать Вам ее почтение и передать Вам, что о госпоже Галактионовой [50] она действительно еще не справлялась, но что по желанию Вашему она непременно с нею познакомится. Что же касается до ее денег, то на такую вещь, без сомнения, найдутся много охотников, а из многих легко можно будет по Вашему совету избрать вернейшего. Мы же, слава Богу, теперь в деньгах не нуждаемся. Если же никого верных не найдется и Вы непременно этого пожелаете, то, разумеется, мы исполним Вашу волю. Мы оба просим передать наше почтение отцу игумену и не забывать в Ваших святых молитвах душевно Вам преданного

И. Киреевского. <Между 8 февраля и 17 марта 1847 года>

Теперь немножко беспокоит нас состояние здоровья Натальи Петровны, которая чувствует себя не совсем хорошо. Она с самого приезда в Москву все как-то не поправляется, но, напротив, худеет и расстроивается. Молитвы Ваши Господь услышит. Прошу Вас передать мои поздравления отцу игумену и просить его святых молитв о нас, много его уважающих. Прошу Вас также взять на себя труд поздравить от меня почтенного старца иеромонаха А. [51] С искренним почтением и беспредельною преданностию имею счастие быть Вашим духовным сыном и покорным слугою.

И. Киреевский. 28 марта <1847 года>

Благодарю Вас, почтеннейший и многоуважаемый Батюшка, за Вашу благосклонную память обо мне и за книгу, присланную мне в день моего рождения [52] . Благословение Ваше при начале моего нового года принял я за счастливое ручательство будущего. Но известие о Вашем нездоровье много огорчило нас, и мы просим Вас сделать нам одолжение: поручить окружающим Вас извещать нас на первой почте о ходе Вашей болезни и выздоровлении.