Шрифт:
— Не знаю, я с ней еще не виделся, — чинно ответил он. — Если хочешь, пойду ее разбужу. — Джефф знал, что мать не одобряет гостей, которые валяются все утро в постели, а было уже десять.
Под пристальным взглядом матери Джефф подошел к двери комнаты для гостей и постучал. Аллегра выглянула в коридор в халате поверх ночной рубашки. В этом домашнем наряде, босая, но уже причесанная, она была очень хороша и казалась совсем юной. Увидев Джеффа, она улыбнулась и тут же подошла к его матери, чтобы пожать ей руку.
— Здравствуйте, миссис Гамильтон. Я Аллегра Стейнберг.
Мать Джеффа довольно долго молчала. Наконец кивнула.
Она не скрывала, что внимательно разглядывает гостью, и под ее взглядом Аллегра почувствовала себя крайне неуютно, однако постаралась не терять присутствия духа и продолжала улыбаться.
— Очень мило, что на этот раз вы смогли приехать, — холодно сказала миссис Гамильтон. Она не обняла будущую невестку, не поцеловала ее в щеку, не пожелала счастья со своим сыном и даже не упомянула о предстоящей свадьбе.
— Мы с Джеффом очень сожалели в прошлый раз,
что пришлось отменить поездку, — сказала Аллегра, подражая холодно-вежливому тону миссис Гамильтон. Если нужно, она тоже может играть в эту игру. — Но к несчастью, ничего не могли изменить.
— Джефф мне так и сказал. Сегодня прекрасная погода, не правда ли? — Миссис Гамильтон посмотрела мимо Аллегры в окно. Было ясно, солнечно и даже в этот утренний час очень тепло. — Вы не хотите поиграть в теннис в ютубе, пока не стало слишком жарко?
Джефф не проявил энтузиазма.
— Мама, в теннис мы можем играть и в Калифорнии. Мы приехали к тебе в гости. Может, у тебя есть к нам какие-то поручения на сегодняшнее угро?
— Нет, благодарю, ничего не нужно, — чопорно ответила миссис Гамильтон. — Ленч будет подан в полдень. Не представляю, как можно завтракать в такой поздний час, мисс… э-э… Аллегра, — интонации и паузы миссис Гамильтон были красноречивее всяких слов, — но когда оденетесь, можете попить чаю или кофе в кухне. — Иными словами, «не вздумайте шляться по моему дому в ночной рубашке и халате», поняла Аллегра. Все, что хотела сказать миссис Гамильтон, было ясно и без слов. «Не валяйтесь в постели все утро», «не спите с моим сыном под моей крышей», «не фамильярничайте», «не подходите ко мне слишком близко».
Через полчаса, когда Аллегра и Джефф оделись и вместе спускались вниз, Джефф попытался сгладить неловкость:
— Моя мама поначалу бывает несколько холодновата с незнакомыми людьми. То ли это от застенчивости, то ли от природной сдержанности, ей нужно время, чтобы привыкнуть к новому человеку.
— Я понимаю. — Аллегра с любовью улыбнулась ему. Она была в розовых шортах, футболке в тон и кроссовках. — Ты ее единственный ребенок, ей, наверное, тяжело сознавать, что ты женишься, думаю, ей кажется, что она тебя «теряет».
Джефф рассмеялся:
— А я думаю, что она скорее испытывает облегчение. Уж как она меня пилила, чтобы я заводил семью! Слава Богу, несколько лет назад наконец перестала — наверное, махнула на меня рукой.
Аллегре хотелось спросить, не тогда ли она перестала смеяться и улыбаться. По виду матери Джеффа можно было подумать, что улыбка не появлялась на ее лице со времен испанской инквизиции.
В кухне они застали миссис Гамильтон, отдающую распоряжения кухарке. Старая ирландка Лиззи проработала в доме больше сорока лет и любила повторять всем и каждому, что исполняет все в точности так, как желает хозяйка. Особенно строго выполнялись указания, касающиеся меню.
Когда Аллегра и Джефф вошли, женщины обсуждали меню ленча. Миссис Гамильтон велела приготовить салат из креветок, заливное из помидоров, горячие булочки и «плавающее суфле» на десерт. Даже от самих названий блюд веяло духом восточного побережья.
— Мы будем есть на веранде, — сообщила миссис Гамильтон светским тоном.
— Мама, не хлопочи ты так рада нас, — заметил Джефф — в этом нет необходимости, мы же не гости, а члены семьи.
В ответ мать бросила на него ледяной недоумевающий взгляд.
Подкрепившись кофе с пончиками. Аллегра и Джефф отправились прогуляться по усадьбе, а затем вышли на пляж. Аллегра пыталась избавиться от тягостного внутреннего напряжения. Казалось, от миссис Гамильтон веяло холодом, а Джефф ничего не замечал, ледяная суровость матери, по-видимому, казалась ему вполне нормальной. Может, он вырос в такой атмосфере, привык и за годы перестал ее ощущать? Но Аллегра не могла себе представить, что значит испытывать любовь и нежность к матери, похожей на айсберг.