Михаэль уже наполовину удалился от нее. Свет светит и мертвым, но особенно ластится к нему, живому. Наши божественные спортсмены-олимпийцы привезли домой уже две медали, которые ластятся к их шеям, пока мы рассматриваем их обратную сторону: светильники славы, которые в телепередаче тянутся к нам с потолка, никогда до нас не доставая. Каким бы пустым и бесчувственным ни был Михаэль — в данном случае он самым честным образом празднует победу вместе с нашими парнями и девушками. Женщина ковыляет по глубокому снегу рядом с ограждением трассы и опускается на землю. Прочный трос, к которому лепятся кипы соломы, служит для того, чтобы женщину вместе с другими, кто не хочет быть извлечен наружу из своего закутка, отделить от спортивного народа, живущего на лыжных досках, из которых сколотят их собственный гроб (отделить от народа, что восторженно приветствует лыжников на площадях Героев: Карли Шранц — наш герой! За него мы все горой!). Тело женщины вытягивается в тугую струну желания, чтобы сократить расстояние между собой и исчезнувшей молодостью. Может, покатаемся на санках с друзьями? Нет, ни за что, михаэлева компания уже сложилась. Они постоянно друг у друга на виду и иногда с удовольствием остаются дома, чтобы поглазеть на картинки в специальных журналах и возвеличиться в глазах друг друга. Молодые мужчины, в которых женщина с удовольствием бы растворилась во сне: вместо того, чтобы носиться без толку, они надеются, что скоро их вынесет на самый верх, на командные этажи. Сегодня они весело разгуливают в глубине леса, и там же неспешно шествуют охотники.

Женщина поднимается, торкается то в одну, то в другую сторону и снова садится в снег, такого посетителя обслуживать никак невозможно. Свой собственный трактир она принесла с собой. Она отпивает из бутылки. Михаэль со смехом окликает ее, и тут уже другой маленький полубог из его собственной чаши (из банки с пивом), который наносил урон врагам одним только своим присутствием, протягивает руку и со смехом тянет Герти к себе, чтобы вызволить ее из сугроба. Он тянет ее за рукава. Скоро ему кажется, что дело идет слишком медленно. Он выдергивает ее из глубины на мелководье трассы, куда он сам не хотел бы попасть и где можно оставить детей одних, без присмотра, а через час они вернутся с раскрасневшимися от солнца лицами. Животные умолкают под грузом облаков, это не предвещает ничего хорошего. Их всегда ведут на забой в другое место, где кровь брызжет во все стороны. Женщина почти бездумно уставилась своей свежевызолоченной головой в белый свет. Она снова падает, и ее снова волокут дальше. Те, кто поближе, запускают ей руки под шубу. Бывает так, что ребенок долго теребит свой половой орган, а потом с восторгом узнает о себе что-то новое. Женщина разметала свою новую прическу по снежному насту. Норковая шуба покрывает Герти с головой. Перед небогатыми домами в деревне спотыкаются и падают дети с тяжелыми ведрами в руках. Дома построили прямо у воды, земля там была влажная и дешевая (очень похожая на наши мечты о противоположном поле!). Люди там ежедневно тащат в рюкзаках наверх всю тяжесть нагорного креста, чтобы Бог знал, за что он взял на себя всю эту муку.

Несколько в стороне от женщины и окружающей ее группы, спотыкаясь, катаются начинающие. Спрашивается, почему бы им не тонуть молча, как корабли, так ведь нет же, они вопят во всю глотку! А по какой причине? Они жаждут повышения в звании, но представляли себе все совершенно иначе. Откуда вас сюда понанесло? Катались бы лучше на трамвае или в автобусе! Но они везут себя в неизвестность и тащат на себе ледорубы, стальные кошки и термосы! Кажется, что они предпочитают все это остальному миру, задор которого обычно их овевает. Они с улыбкой зазывают друг друга, на это их дыхания хватает. Молодежь узурпирует мир и расходует его продукты, в которых она живет и которые ее в свою очередь расходуют. Сначала приходит черед для ее легких. Молодежь живет по-деловому, учится и слоняется без дела. Эти новички могут спать, не укрываясь никаким страданием, а когда просыпаются, осматривают себя внизу: там уже один, нет, два посетителя! Привет! Им не приходится долго искать хороших партнеров и выгодную партию, это их разыскивают по громкоговорителю в аэропорту и в рекламных роликах телевидения. Такие вот весельчаки. Возьмем любую достопримечательность и увидим: эти люди более достойны быть увиденными. Они словно отрава, дремлющая в маке, то есть они расцветают по-настоящему, лишь выступив на миллиметр за пределы законов. Кто-то из них, улыбаясь, постоянно ждет и вдруг уходит прочь, когда мы приближаемся к нему или кружим вокруг него. Постоянно где-то слышен звук захлопывающейся дверцы автомобиля, они объезжают бензоколонки, где понимают язык их поэзии. Их жизнь насыщена ожиданием между двумя полетами (хотя бы раз как следует выйти из себя, как мы себе того желаем!). Что за странная идея, но они все же правы. Они, молодые. Они толпятся сами в себе! Увы, я к ним больше не принадлежу. И вот еще что: чем бы они ни занимались, они все время смеются, даже в тенистом лесочке, где справляют нужду. Они повисли в воздухе, легкие и пустые, словно звуки песни, даже сучья их не остановят. Они могут упасть прямо на землю и пролить свет в печальную местность, где другие, растущие трудно, пробили просеку, чтобы немножко постранствовать самим и позаниматься спортом. Они смеются, это кажется им лучшим занятием, они беззаботно впитывают звуки из своего плеера, приходят в состояние беспокойства, потому что не могут ускользнуть от музыки, которая струится в них. Ну и прекрасно, если им это нравится! Вот и эта женщина привязалась как раз к такому засранцу, как Михаэль, давно потерявшему из виду самого себя, но не свою цель. Может быть, из-за лени, но ему никогда не выпадала женщина, которую бы он пожелал, нет, ему хочется иметь более пристойную квартиру, хорошо бы на двух уровнях, где он наконец-то сможет раскинуться на просторе, чтобы утолить страсть к престижной мебели и классным девочкам. Разумеется, здесь, вокруг Герти, образуется небольшой водоворот, переплетающийся с корнями сосны. Такой вот туго закрученный яблочный рулет рядом с маленьким ручьем, в снежной ловушке которого рабочих, служащих и просто участников лыжной вылазки какой-то фирмы складывают в целое в новом порядке, после того как их загнали туда с крутого склона, а потом при необходимости вогнали спицы в их бедренные кости. Иначе с чего бы они утверждали потом, что заново родились после однодневных занятий спортом и нескольких дней тяжкого труда?

Да, мы все широко шагаем вперед, или сразу же едем, если нам позволяют. Странно, что женщина положила свой глаз именно на Михаэля, под тяжестью которого мечтает расцвести пышным цветом и с которым хочет разок-другой появиться на людях. Впрочем, с еще большей охотой она осталась бы с ним дома. Ее муж полностью посвящает себя своему делу. Он мог бы без всяких проволочек засадить в свой мешок Михаэля, его друзей и половину всего социального продукта этой местности вместе с жарким, которое у него сегодня на обед, если бы мешок и так уже не был полон. Жилы лыжников тоже скоро смогут расслабиться, а желания будут утолены, немного терпения — лыжники вот-вот доберутся до трактира.

Молодые спортсмены ликующей гроздью — эгей! — наваливаются на пьяную Герти. Они тоже успели сделать по нескольку больших глотков из собственной бочки. Их укрывают горы, охраняя от глаз других людей. А еще там стоит огромная сосна. Ради них ни на чем не экономили. В качестве доказательства они демонстрируют свои спаржевые прутики, которые извлекли из-под лыжной одежды, неплохо, если сравнить их с бледными побегами людей, присевших рядком на корточках, испражняющихся и доставляющих земле неприятности. Молодые люди хохочут во все горло. Они размахивают лыжными палками. Их много, они — опора индустрии спортивного инвентаря (экономический фактор), они переживают наивысшее удовольствие: они хотят развлекаться, пока идут по жизни и пока проходит время. Пока летят с горного стадиона к своей цели. Они давят друг на друга своим весом, их лица обращены друг к другу, у каждого из них большой член, над которым поднимается пар от их дыхания. Если бы мы держались вместе, как держатся они, то официанты в кафе и охранники при входе на дискотеку никогда не смогли бы нас разлучить! Они знают, в какой толпе могут скрыть свое счастье, защищая его от нашего проникновения. Наше богатство принесло нас сюда. Мы широко разлились на природе, а она приходит к нам извне. Увы, мы не дети духа, не дети духов и призраков, нас сортируют по нашему оперению, и мы вынуждены оставаться снаружи. И земля обгладывает наши полуживые-полумертвые стопы, которым приходится топать безостановочно.

Они воплощают собой вечно спешащую куда-то жизнь, и их девушки тоже, не зря же они — друзья, которые вымажут друг друга грязью, когда после защиты диссертаций будут драться за теплые местечки. А жизнь жалкая, жизнь тощих ребятишек с испорченными зубами, позвоночниками и позвоночными животными, которых они выращивают, чтобы потом убивать, стоит на месте, смотрит на лыжников, скатывающихся с горы, и предается мечтам об олимпийском золоте. Австрия — главная статья экспорта, ей нужно отправить на экспорт саму себя, целиком отправить в спорт! В «Кроненцайтунг» нам сообщают о состоянии снежного покрова и о том, когда мы сможем еще разок съехать с горы мимо этих жалких фигурок. Не кручиньтесь, вы вправе позволить себе такую крутизну! Деревня простирается на лугу не для того, чтобы вы вступили в кучку дерьма.

Михаэль смеется громче всех, у него самые далеко идущие намерения. Женщину, которая стоит здесь на склоне дней своих, он, возможно, пригреет и во второй раз, а может быть и нет. Визжа от любопытства, как ребенок, он извлекает свой уд. Или он у него случайно вывалился? Девушки, которые выглядят такими пустышками в журналах, делающих из них прелестную картинку, становятся в круг и своими плоскими лобиками укрывают от других странную парочку, занимающуюся в снегу непонятным делом. Он и она смеются, пьют и сплетаются в клубок. Прямо из снега торчит двухлитровая бутылка вина и бутылка коньяку. Все равно, чем они заняты, они уцепились за горный склон и пребывают там наедине друг с другом, пока их не настигнет лавина. Их собственные шкуры не уплывут от них. В их половых органах еще не происходит брожение, их можно пить, как теплое молоко. Они ничего не замечают вокруг. Под визг своих внутренних голосов Герти и Михаэль скатываются в подлесок, окружающий сосну. Становится тише. В роще они создают свой островок, сейчас все начнется. Михаэль демонстрирует, сколь слабо возбужден его член, а влагалище Герти выделяется под шелком очень отчетливо, будто она надеется куда-нибудь доплыть в этой дырявой лодке. Свят-свят, там, на склоне, шумят люди, словно они превратились в один громкий крик. Нам никак не расслышать, какие глупые проказы устраивает клитор, который Герти с таким удовольствием подставила бы под пальцы Михаэля. Всю эту свору на горном склоне мать-природа как раз вылущила из оболочки, словно сосиски! Михаэль демонстрирует Герти орган, имеющий неограниченное хождение, ей с силой отводят в сторону руки, которыми она пытается укрыть лицо и пах. Насколько я вижу, и то и другое до предела заполнено грозными мелодиями. Парни удерживают ее беспокойные руки над головой. В этом положении не помашешь своей семье с экрана телевизора. Женщина вытягивается в сторону Михаэля. Лицо ее стягивается в складки, как сообщают об этом тем, кто стоит вокруг. И все же оно говорит о любви. Из всех песен самая важная та, что дает нам возможность торжествовать и увеличивать нашу цену. Шелковое платье задирают до талии, а трусики, которые ей так нравились, стягивают вниз. А теперь пощекочем тьму, пока она с шумом не накрыла нас. С этой целью в наш дом явились друзья, чтобы пошире растянуть половые губы, которые женщина всегда носит с собой: а теперь вперед, окунись в глубину, развороши муравейник. Там все кишит, как в привокзальной уборной ночью, где несет вином, от которого избавляются набравшиеся под завязку посетители, пуская струю. А теперь все эти тряпочки и матерчатые складочки растягивают по сторонам так, что Герти воет от боли. Ей обещают, что все снова вернут на место, и складывают ее влажные листочки столь же небрежно, как рекламный проспект. Уж палец-то мы туда вставим, а потом понюхаем его, прежде чем наш странник исчезнет в ее сливном отверстии. Мы и не предполагали, какие длинные тени уже легли на это одушевленное существо, и длину мы измерим шлангом, который обнаружим здесь, за закрытой форточкой брюк, потаскав его за волосы, пощипав и попричитав над ним. Поп-музыка играет по заявкам слушателей, ноги Герти растянули так широко, насколько удалось, а наушники плеера прижали ей к уху. Она лежит, а в ее паху небрежно роются чьи-то руки, она такая сочная, и муж Герти обычно заскакивает в нее и выскакивает наружу стремительными шагами. Он приближается издалека, мы слышим его громкую поступь. Невероятно, какую фантазию можно проявить, придавая эластичным половым губам самую причудливую форму, словно под гнетом судьбы. Их можно скрутить в кулек, а сверху над ними высятся холмы сбившегося в комок платья. Ей ведь больно, неужели это никому не приходит в голову? А теперь посмеемся еще, пощиплем ее и побарабаним по ней, вот здорово! Эти детишки бродят по миру, с удовольствием повествуя о своих подвигах. Уже невозможно определить, трудился ли над ее прической парикмахер. Герти сникла за нагроможденными на ней холмами, осмеянная с ног до головы, как и весь ее пол, которому дозволено управляться с домашней утварью, но запрещено распоряжаться собственным телом. Она поникла, словно трава под острой косой. Эту плоть расчленяют, словно в веселой игре, и она отправляется на покой, забываясь сном и снимая большой урожай: прежде всего это касается молодых девушек, заливающихся неудержимым смехом, от которого кожа на лице трескается. Их волосы еще не требуют специальной готовки, ими можно наслаждаться (в сыром виде). Они кого-то любят. Словно орлы, которые высиживают своих птенцов за облаками, почти в пустоте, но все же им пришлось тащить яйца на такую высоту. И старики ненавидят детей, а брюки тем временем слегка приспускают с бедер.

Нет, мы не зайдем настолько далеко, чтобы силой получить свое от Герти — мы и сами обретаемся в рабстве. Ведь и так ветер и вся эта любовная шайка превратили ее в шубу, расстеленную во всю ширь. Ее дергают и валяют без меры и цели, не так уж многим она располагает. Я не знаю, но, вероятно, для Михаэля настало время показать всем еще кое-что: его мать, а главное — отец, не поскупились на то, что касается его милого дружка. Михаэль ходит кругами, однако член толком не поднимается, в свежевыжатом половом органе плавают ледяные кубики. Он размахивает им перед женщиной. Слышите, как грохочет гром? Тогда почему вы не отступаете назад и заставляете меня смотреть по видео на людей, яростно взъерошивающих свои половые органы? Ваше место на скамейке запасных, там никто не увидит ваши худосочные ягодицы и усталые собачьи соски, когда вы обстоятельно раздуваете пламя. Вам неловко, и вы ловко мажете себя сливками, чтобы стереть различия между вами и порядочным классом людей (качество экстра-класса). Отправляйтесь со своим несчастьем к господину, который живет этажом выше, но не пытайтесь разбудить мертвых! Из михаэлевой колючки ничего не появляется наружу, кроме быстрой струи, люди тянутся к нему через поле. Горы нависают над озером, руки гребут в одиночку. Девушки стоят вокруг и смотрят, голос больше не сочится сквозь расщелины, девушки хватаются за свои привлекательные локоны, за хитрые половые органы, которые могут завлечь кого угодно. Они готовы обвить своими локонами любого, кто перед ними появится и кого они научились отличать от других по прическе, одежде и машине.