Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения
вернуться

Боков Виктор Федорович
Шрифт:
Стоит и просит: — Дайте плуг, Пустите в поле! Там ждет семья, знакомый круг, Другая доля! 1972

* * *

Во Владимире выпал снег. Поздно вечером, под воскресенье. Вот и осени больше нет, Остается одно сожаленье. Сожаленье о том, что в лесах От Печоры до самого Дона В птичьем щебете и в голосах Нет задорного летнего звона. И лишь только старинный собор Все такой же! Ничуть не стареет, Безупречно прекрасен собой, Как весенняя вишня, белеет. Значит, люди умели творить, Разбирались отлично во многом, Ясно знали, о чем говорить С высотой, небесами и богом! 1972

Сеновал Есенина

Он просыпался молодой, могучий, На сене млела сонная рука. И пробирался по крапиве жгучей К степной реке с названием Ока. Она играла и звала Сергея, Как девушка, в поэта влюблена, И воля у Есенина твердела, И мускулы звенели, как волна. — Не утони! — кричала мать с откоса.— Держись поближе к берегу, сынок! — Но может ли когда тонуть апостол И тот, кто сам себя назвал — пророк! Он шел в луга, где сено молодое Шумело, как шелка нежнейших дев, По-нестеровски в небо голубое Лицо свое прекрасное воздев. Он обнимал траву, деревья, землю, Все понимая вещею душой. Опасней и сильней, чем злое зелье, Пил вдохновенье братиной большой. День был велик. Но солнце шло к закату, Роса садилась на его плечо. Цветам он признавался: — Мне бы в хату! — Цветы грустили: — Приходи еще! По узенькой тропиночке-дорожке, Как пастушонок мил, белоголов, Он шел на сеновал и нес в лукошке Сто звезд, сто песен, сто колоколов. Они гудели в сердце у поэта, Ничком ложилась перед ним трава. Он забывался только до рассвета, Чуть свет опять на луг — пасти слова! С тех пор какие годы миновали! Какое горе видел ваш народ!.. …Есенин жив! Сергей на сеновале Бессмертные стихи свои поет! 1972

* * *

Невеста моя — луговина с зеленой травой! Обнять невозможно — она беспредельна. Она разлеглась под высокой, густой синевой, И можно ее приласкать по травинке, отдельно! Срываю гвоздику в щеку свою щекочу, Срываю горошек, вдыхаю знакомую пряность. Я, руки раскрылив, лежу, ничего не хочу, А в сердце растет несказанная, тихая радость. Откуда она? Я не молод. И все позади. Губам с поцелуя бывалого вновь не зардеться. Но бьется, как пленник кавказский, в груди Влюбленное в жизнь и в людей беспокойное сердце. Плывут облака на Рязань, на Орел, на Ростов, А в доннике пчелы гудят, как гудки паровозов. И бьют родники Берендея из вечных пластов, И клевер цветет у дороги, младенчески нежен и розов. И хочется жить и грустить, и лениво лежать, И медленно думать о чем-то, на то и рассудок, И после большой передышки влюбленно бежать К черте горизонта, окрашенной в цвет незабудок. 1972

Зимний выход

Не верится, что лета больше нет! Ау! Откликнись, иволга залетная! А лес уже по-зимнему одет, Синичка, а не иволга зовет меня. Не верится, что лед сковал реку, Вода на резкий холод обижается. В кустах замерзло звонкое «ку-ку», Зато уж «кукареку» продолжается! Зима! В твоих высоких теремах Полно мехов собольих, горностаевых. Люблю я исполинский твой размах, И не грызут меня зимой раскаянья. Я лето прожил в праведных трудах. Летал, читал, встречался с лесорубами. Бывал на тех местах, где нефть, руда, С бурильщиками Севера орудовал.