«Тесно им, — с состраданием подумал Петька. — Ветки сухие, как помощи просят, зелень наверху только».

— Борька, — позвал он, — зачем сосенки так густо посадили?

— Слабые помрут, — равнодушно отозвался Борька. — Остальные зато рослые будут, стволы прямые. Товарная продукция, — добавил он, помолчав.

Борька был, конечно, прав, особенно насчёт товарной продукции. Но сосенок всё равно было жалко, особенно тех, которые помрут. Да и тех, что вырастут: у них будет трудное детство. Нет, если бы не его, Петькино, мнение, он бы их сажал пореже и не правильными рядами, а вразброс. Борьке об этом своем мнении он сказать не решился. Мало ли чему их ещё не учили в Москве.

Хруст под ногами становился всё тише и постепенно прекратился совсем. Идти стало мягко: появился мох. Потом на мху показались кустики с мелкими листочками, редкая трава, и вдруг посадки кончились, а над Петькой встали большие, тяжёлые, прямые сосны с тёмно-коричневой корой, похожей почему-то на толстую звериную шкуру. Петьке показалось, что сосны должны быть тёплыми, как звери, и он украдкой опасливо тронул рукой один ствол. Кора была сухой и шершавой, она грела ладонь, но это было тепло солнца и жаркого дня, и сосна сразу перестала казаться затаившимся зверем. Петька задрал голову и проследил глазами ровный, как струна, яркий ствол, с бесшумной зелёной шапкой, уходящий высоко-высоко, прямо в нестерпимо синее небо. Она неторопливо качалась среди облаков, и Петьке показалось, что он медленно кружится вокруг сосны, и лес, и облака тоже кружатся вместе с ним. Он закрыл глаза, но кружение осталось в нём, и он подумал, что наконец-то почувствовал вращение Земли.

— Ты чего, заснул, что ли? Чернику собирай! — услышал он Борькин окрик, и Земля остановилась. Он открыл глаза. Борька с интересом, даже с каким-то сочувствием смотрел на него.

— А я чувствовал, как Земля вращается, — сказал Петька.

— Это ты от соснового духа с непривычки запьянел. Бабка моя тоже, как за ягодой в лес пойдём, всё глаза закрывает да про кружение головы говорит. А потом дома навернёт две тарелки щей, чаю напьётся и начинает про свои болезни рассказывать.

— Плохой ты человек, Борька, — помолчав, грустно сказал Петька. — Ты зачем с бабкой меня сравниваешь? Потому что я толстый?

Борька ничего не ответил. Он постоял, зачем-то разглядывая свою корзинку, потом вздохнул и сказал:

— Пойдём, я тебе самый лучший черничник покажу. Только никому не говори.

Не сразу наловчился Петька высматривать ягоды среди частых тёмно-зелёных листочков. Когда Борька показал ему «самое лучшее место», он удивился, потому что видел только сплошной ковёр мелких, жёстких на вид кустиков и больше ничего. Зато налетели комары. Петька хлопнул одного, посмотрел, куда он упал, и вдруг увидел ягоду, большую, как виноградина. А когда сорвал, рядом заметил ещё две такие же. Потом — целый кустик, усыпанный чёрно-сизыми шариками, и, уже не разгибаясь, пошёл от куста к кусту, отмахиваясь от комаров и шмыгая от нетерпения носом. Пальцы и рот стали красно-фиолетовыми, спину ломило. Петька разгибался ненадолго, но, увидев, как Борька быстрыми движениями выхватывает ягоды, наклонялся снова. Черники уже не хотелось, но ягоды, как нарочно, попадались крупные, налитые, и Петька всё шёл от куста к кусту, собираясь каждый раз кончить на следующем.

— Уф, хватит! — разогнулся он наконец и тут же согнулся снова. Спина требовала, чтобы он разгибался осторожно. Тогда Петька, ещё согнутый, отошёл к дереву и сел, опершись о ствол. Спине сразу стало легче. Петька огляделся: Борька всё собирал, изредка дёргая плечом от комаров.

— Борька, стой! — крикнул он, но Борька, не оглядываясь, помотал головой и продолжал работать.

— Ну как знаешь, а с меня хватит, — пробормотал Петька, поёрзал, устраиваясь поудобнее под деревом, и затих.

Прошло немало времени, пока Борька наконец остановился и разогнулся со стоном.

— Много насобирал? — спросил он, подходя к Петьке и вытирая рукой лоб.

— Много, — ответил Петька и поглядел на свои фиолетовые ладони.

— А ягода где?

— Как где? — не понял Петька и даже оглянулся.

— Неужто всё сожрал?

— А как же?

— Хорош. А я своим понесу. Вместе и съедим.

— Подумаешь. Они здесь её каждый день, наверное, едят, а я городской, мне витаминов за лето набрать надо.

— Набирай давай. Вон уж сколько набрал: весь рот чёрный.

— Отмою. Ты сам много ли набрал?

— Хватит.

— Покажи!

Борька наклонил свою корзинку, и Петька увидел плотную россыпь чистых тугих ягод. Здесь было не меньше двух глубоких тарелок, и выглядело это очень красиво.

— Ничего, — завистливо похвалил Петька и добавил: — Если бы я не ел, а в корзинку собирал, у меня столько же было бы.

— Ну и не ел бы, — равнодушно ответил Борька и вдруг насторожился.

— Ты чего?.. — начал было Петька. Но Борька яростно махнул на него рукой, быстро присел и осторожно выглянул из-за дерева. Петька тоже пригнулся.

— Что там? — прошептал он, безуспешно вглядываясь в лес.

— Идёт кто-то, — так же шёпотом ответил Борька.

— Где?

— Смотри вон туда. Прямо по лесу шпарит, слышишь, трещит?

Петька ничего не слышал, но кивнул. Во рту стало сухо, и страшно захотелось домой. «Дикий зверь или Витька, — мелькнуло у него в голове. — Что делать? Бежать? Догонит. Лучше спрятаться». И он лёг на тёплый мох рядом с сидящим на корточках Борькой. Борька молчал.