Шрифт:
Завод производил энергетические провода и кабели с медной жилой, продукция пользовалась спросом как в ближнем, так и в дальнем зарубежье, директор химичил не по-детски, поэтому не стал особо трепыхаться, когда Сэм взял его за жабры. Завод государственный, но это не помешало волынской братве взять его под свою крышу. Сэм назначил Валька и трех его бойцов своими официальными представителями. Без дела сидеть не пришлось. На завод никто не наезжал, отбиваться от конкурентов не приходилось, но надо было налаживать охрану, приструнять распоясавшихся несунов. Однако Гриша не был простым охранником, и даже сам директор, который раньше в упор его не замечал, обращался к нему на «вы» и шепотом. А бывший начальник, что в прошлом и за человека его не считал, вставал перед ним на задние лапки. Потому что теперь Гриша знал себе цену – он и нахамить мог, и морду набить. Бытие определяет сознание. И степень наглости. Такая вот философия…
Спокойные времена канули в прошлое, в бригаде объявлен аврал, и Гриша вдруг оказался в свите самого Харитона. Но тут же случилась осечка, и он упустил какого-то козла. И теперь он работал, что называется, по индивидуальному плану. Как хочешь, так и крутись, но кобеля этого найди. Сэм не поскупился на деньги под это дело, но именно это и напрягало Чапика. Если он не справится с заданием, его могут очень жестоко наказать. Даже страшно было подумать, чем все обернется. Сэм реальный авторитет и слово держать умеет.
– Кто на голову больной? – вздыбился Чапик.
С виду он простой парень, но сама жизнь научила его в нужный момент становиться зверем. Весил он почти столько же, сколько и толстяк. Однако жировой массы в нем по минимуму, зато костно-мышечной с избытком. И ногой бить умеет. В дверь он ударил с такой силой, что стоявший за ней мужик не смог устоять на ногах, упал на спину. Чапик вломился в квартиру, закрыл за собой дверь, присел на одно колено и кулаком ударил поднимающегося мужика в грудь.
– Я тебя, козла, сейчас урою!
– Э-э, не надо! – проблеял хозяин квартиры. И куда только вся его спесь и злость делись?
– Меня чувак интересует, которому ты хату сдавал.
– Какой чувак? – не решаясь подняться, простонал мужик.
– Чернявый такой. Лет тридцати. Как я высокий, только в плечах поуже. Нос у него с горбинкой…
– Не знаю такого!
– Как не знаешь, если он у тебя на хате жил?
– Да я квартиру на Раевского не сдаю, и не мог он у меня там жить, но жил кто-то. Мне соседи потом сказали, что шум там какой-то был. А я потом подъехал, никого нет, а замок сломан. Он сам туда вселился, без моего ведома.
– Кто «он»?
– Мужик этот, о которым ты говоришь.
– Ты что, его видел?
– Нет.
– А почему думаешь, что это он? Может, там баба жила…
– Но ты же сказал, что мужик.
– Я сказал, а ты поверил, да?
– А зачем тебе врать?
– Логично.
Чапик неторопливо огладил пальцами несуществующую бороду и вдруг резко ударил толстяка в грудь.
– Это предупреждение, – сказал он, глядя, как тот корчится от боли. – Потом ударю в живот. Затем еще.
– Что я такого сделал?
– За дурака меня держишь, вот что ты сделал… Ты кого лечишь, урод? Ты квартиру сдаешь, а говоришь, что квартира не сдается…
– Это сейчас она сдается! А раньше не сдавалась!
– Как думаешь, может, почки тебе порвать! – спросил Чапик, делая вид, что собирается перевернуть мужика на живот.
– Не надо! Я все скажу!
– Говори.
– Костя его зовут.
Наташа тоже знала этого типа под этим именем. Значит, есть какая-то вероятность, что ни ей он не врал, ни хозяину съемной квартиры.
– Черный такой, низкорослый, да?
– Нет, высокий. Глаза у него голубые. И нос с горбинкой. Симпатичный мужчина. У меня мать в этом доме жила, она умерла, я квартиру сдавал. Так он пришел ко мне и говорит: буду платить тебе в три раза больше, только жильцов, говорит, высели. Три года, говорит, буду жить, а те на полгода всего сняли, ну я и купился. А потом он мне говорит, что если вдруг спросят про него, так я ничего не знаю, видеть его не видел. Ну как будто он без разрешения там жил. Сказал, если я хоть слово про него скажу, он подъедет ко мне и горло перережет…
– И ты на очко сел? – хмыкнул Чапик.
– Видел бы ты его глаза. Улыбались глаза, а потом вдруг страшными стали: столько холода в них, что жуть…
– Не трясись, он тебя на понт брал… Значит, Федором его зовут?
– Костей.
– Ну да, Костя-Константин… Как его по батюшке?
– Не знаю.
– И фамилию не знаешь?
– Нет.
– Что, и в паспорт не заглянул?
– Да зачем? У нас все по доверию.
– Нравишься ты мне, мужик. Я тебе, наверное, сначала селезенку порву. Без селезенки жить можно. На инвалидности, правда, но можно. А если почки откажут, то все, хана. А я не хочу, чтобы ты умирал. Потому что нравишься ты мне… Так, где там у нас селезенка?