Советский кинематограф тех лет всячески разоблачал погоню за «фирменной» жизнью, по сути продолжая традицию фильмов типа «Шумного дня». Однако в условиях набирающей темпы мелкобуржуазной конвергенции весь обличительный пафос подобных картин часто уходил в песок. И хотя зритель с удовольствием ходил на эти фильмы (здесь польза от них была несомненной – они наполняли бюджет страны звонкой монетой), однако моральный климат в обществе от этого здоровее не становился, поскольку львиная доля зрителей пропускала мимо ушей проповедуемую с экрана мораль, зато с упоением глазела на ту «фирму», которая демонстрировалась в подобных лентах. В итоге чаще получалось, что вместо разоблачения зла такое кино только, наоборот, его пропагандировало. Слова директора ЦРУ Алена Даллеса, сказанные им еще в конце 40-х, о том, что победу в идеологической войне Запад сможет одержать только спустя три-четыре десятка лет, когда в СССР сменится несколько поколений людей, полностью подтверждались. По этому поводу приведу мнение политолога С. Кара-Мурзы:

«Защитные механизмы народа ослабели. Мессианский запал постепенно сошел на нет. Революционная героика, подъем 30-х, победа 40-х стали вызывать у многих представителей новых поколений сначала недоумение, непонимание, а потом и презрение. В значительной степени это объясняется демографическими потерями. Хорошо известен принцип: «в первую очередь погибают лучшие». Смелый идет добровольцем на фронт и погибает. Герой идет на таран и погибает. Самоотверженный отдаст последний кусок голодающим, а сам умрет от голода. А трус и приспособленец сделает все возможное, чтобы остаться в тылу и подкормиться, уклонится от тяжелого труда, сохранит здоровье. Он выживет, он оставит потомство, он воспитает детей в своем духе, он передаст им свою модель поведения. А ведь первая половина ХХ века – это почти непрерывный надрыв сил народа. Массовый героизм – это ведь и массовая гибель лучших. Мы потеряли значительную часть цвета нации, при этом расплодилось то, что принято называть чернью...»

Во второй половине 70-х стало очевидно, что в недрах советской молодежи происходят опасные процессы – она становится более циничной и жестокой. Об этом наглядно свидетельствовала статистика тяжких преступлений – львиную долю их совершала молодежь. Не помогали даже создаваемые властями с 1977 года инспекции милиции по делам несовершеннолетних, так как они боролись с последствиями, а не с причинами явления. Причины же прятались глубже – в самой системе, которая оказалась разбалансированной мелкобуржуазной конвергенцией, проводимой, по сути, на авось, без какого-либо серьезного научного подхода.

В 1977 году в СССР отмечался юбилей – 60 лет Великой Октябрьской революции, а также принятие новой Конституции (вместо сталинской, действовавшей с 1936 года). Под это дело власти решили проявить либерализм – приняли решение внести в Уголовный кодекс изменение, касающееся института «отсрочки» для молодых преступников. В итоге тысячи трудных подростков, отбывавших наказание, оказались выпущены на свободу. И преступность резко скакнула вверх.

Именно тогда, в конце 70-х, в СССР в массовом порядке стали появляться молодежные банды, которые стали наводить ужас на добропорядочных граждан. Одним из лидеров в этой «области» оказалась столица Татарии город Казань. Молодежь этого города в те годы подарила нашей правоохранительной системе так называемый «казанский феномен», то есть крупные преступные группировки молодежи, объединенные по территориальному принципу.

Если посмотреть на данную проблему в историческом разрезе, то мы увидим: молодежные банды были известны в нашей стране еще с 20-х годов. Тогда их возникновение непосредственно связывалось с последствиями Гражданской войны, профессиональной и организованной преступностью, беспризорностью подростков и безработицей. В 30-е годы трудовой энтузиазм «великой стройки социализма» и власть НКВД свели молодежные бандитские группировки практически к нулю. После войны эта проблема вновь дала о себе знать из-за безотцовщины, вызванной той же войной (вспомним банду «Черная кошка» в Москве – она состояла из подростков 14—16 лет). Однако настоящий взрыв молодежной преступности произошел в нашей стране в 70-х годах, и связан он был с усилением ориентации преступного мира на подростков. Во многих городах Союза стали появляться молодежные банды, за спиной которых стояли уголовные авторитеты.

Отметим, что боссы преступного мира всегда с надеждой смотрели на молодежь, однако многие десятилетия рекрутам из криминального мира было трудно вербовать себе новых бойцов – быть бандитом в СССР было не модным. Зато с 70-х годов ситуация стала резко меняться в худшую сторону, и само слово «бандит», ранее имевшее отрицательное значение, стало приобретать иной смысл – уважительный.

Доводилось и автору этих строк в середине 70-х годов под зычные возгласы «махьяна» «скрещивать» кулаки с ребятами с соседней территории (нашими считались владения по улице Казакова, Гороховскому и Токмакову переулкам вплоть до улицы Карла Маркса, ныне – Старая Басманная). Соседи и союзники наши – ребята с Бауманской и Почтовой улиц («бауманцы»), а противники – пацаны, жившие в переулках вокруг Сада имени Баумана. Правда, противниками мы были не всегда, порой, когда надо было дать отпор ребятам с тех же Чистых прудов, наши команды объединялись, и тогда на прудах происходили сражения, в которых порой участвовало до сотни человек. Все это было в середине 70-х, тогда по всему Советскому Союзу, как по команде, стали появляться молодежные группировки, делившие города на зоны своего влияния. Наибольшую известность, как отмечалось выше, на этом поприще снискала себе Казань, где с 1974 года процесс образования молодежных группировок приобрел интенсивный характер.

Специалисты, изучавшие эту проблему, позднее объяснят, что криминализация казанской молодежи (впрочем, как и всей остальной) происходила по причине отставания социальной инфраструктуры, рассчитанной на обслуживание подростков, когда в микрорайоне города, где проживает около 150 тысяч человек, работает всего лишь один кинотеатр, да и тот на 200 посадочных мест. Эти же специалисты отмечали, что Татарская АССР на рубеже 70—80-х годов стала регионом с невиданными ранее масштабами возведения крупнейших промышленных объектов («Атоммаш», «КамАЗ», «Химмаш» и т. д.), и поэтому централизованное субсидирование и средства республиканского бюджета направлялись главным образом для решения социальных проблем именно новых городов. Казань же из этого списка выпадала и оставалась на «голодном пайке». И тогда молодежь города ответила на это резким ростом криминала.

Однако было бы неверным утверждать, что проблема упиралась только в проблему досуга. Дело было, как уже говорилось выше, и в идеологии. Старая уже устаревала, а новую, в условиях стремительно развивающейся мелкобуржуазной конвергенции, придумать не спешили. Видя аморфность и отсталость власти, подростки ответили ей ростом цинизма и насилия.

В 1978 году в районе завода «Теплоконтроль» в Казани образовалась крупная группировка (до 200 человек в возрасте от 15 до 25 лет) под названием «Тяп-ляп». Однако, несмотря на свое аляповатое название, эта группировка представляла собой серьезную силу и отличалась от других строгой дисциплиной и дерзостью. В ней имелась своя «касса», созданная за счет ежемесячных сборов со всех членов (деньги вносились в зависимости от возраста и категории совершаемых преступлений), и члены группы были вооружены не только ремнями, цепями и кастетами, но и огнестрельным оружием. Расширяя и укрепляя свой авторитет среди молодежи, «Тяп-ляп» начала осуществлять регулярные набеги на близлежащие и дальние районы города.