Но, может быть, у РД недоставало, как бы это выразиться, способностей? Нам трудно ответить на этот вопрос. Последующие годы показали, что способностей у него было не меньше, чем у его активно работавших в литературе сверстников. Однако, к сожалению, обнаружилось, что РД «умеет делать только то, что он умеет делать», как спел много позднее Слава Задерий из группы НАТЕ!. РД всего лишь хотел делать свое и по-своему, но наступившая внезапно эпоха застоя диктовала свои правила игры. Целое поколение молодых литераторов, к которому принадлежал и РД, оказалось не у дел. В такой обстановке оставалось либо спиваться, либо смеяться над собою и окружающим. РД делал и то, и это. Склонность к юмору его выручала, ибо более серьезные его товарищи заплатили более серьезную плату, чем РД.

Обстановка борьбы за выживание мало способствовала музыкальным увлечениям. Остались позади вибрафонные пассажи Джона Льюиса из МОДЕРН ДЖАЗ КВАРТЕТА и посещения Филармонии; поверхностное знакомство с БИТЛЗ порадовало, но не привело к последствиям, и РД на долгие семидесятые годы остался один на один с песнями Френкеля и Фрадкина, Островского и Пахмутовой, с ежегодными телевизионными песенными шоу, где мелькали одни и те же лица и лишь номера годов напоминали о течении жизни: «Песня-73», «Песня-74», «Песня-75» и так далее… «Главное, ребята, сердцем не стареть!..» Нельзя сказать, что это вызывало отвращение у РД. Он часто ловил себя на том, что, спеша на службу, мурлычет под нос какие-нибудь очередные «Голубые города», у которых названия нет. Однако общая благостность и голубизна песенного творчества тех лет, его показной оптимизм настолько разъезжались с действительностью, что иногда хотелось чего-то другого.

Несомненно, это «другое» было уже где-то рядом, но РД не знал, где его взять. Да и не стремился особенно, иначе бы нашел. Уже рубился на ночных сейшенах Рекшан со своим САНКТ-ПЕТЕРБУРГОМ, уже написали первые песни МИФЫ с Барихновским и Даниловым, а потом — с Ильиченко, уже гремел Макаревич с МАШИНОЙ ВРЕМЕНИ, делавшей регулярные полулегальные набеги на Ленинград, уже в недрах «Сайгона» вызревала тусовка АКВАРИУМА, но РД ничего этого не знал. Он жил в другом художественно-литературном пространстве, не слишком близком к официозу, но далеком и от «андерграунда».

Оставались Окуджава и Высоцкий. Если бы не они, то уголок души, требовавший честных песен, окончательно затянулся бы жирком эстрадного благодушия и показухи. Можно сказать, что в семидесятые годы один Владимир Высоцкий был для РД тем, чем стал для него весь отечественный рок в восьмидесятые.

Смерть Высоцкого была рубежом, но РД понял это много позднее.

Вдруг стало чего-то не хватать. Не столько даже песен, ибо новые для себя песни Высоцкого РД продолжал открывать и в последующие годы (творчество этого поэта оказалось куда объемнее представления о нем), но прежде всего — ощущения силы духа, дерзости, яростной нежности, беспощадной иронии и веселой отваги. Это так необходимо было в последние годы застоя, когда время остановилось, казалось, уже навсегда и даже не номера песенных шоу, а Звезды Героя на пиджаке главы государства указывали на течение лет.

К 1990 году Звезды должны были прикрыть левую полу пиджака. Однако оставалась еще правая.

На исходе четвертого десятка РД почувствовал, что впадает в более страшный конформизм, чем идейный конформизм детства, основанный на слепой вере. Это был конформизм безнадежной привычки ко всему происходящему, основанный на безверии и скрашенный горькой иронией. Литературная тропинка, которую он топтал, превратилась в проселочную дорогу, лежащую где-то сбоку от основной магистрали, по которой проносились лимузины литературных генералов. РД ехал в своей повозке не слишком резво, но все-таки двигался, выпуская за пятилетку в среднем одну книгу, понемногу печатался в журналах, получал изредка благодарные читательские письма, сочинял сценарии научно-популярных фильмов — многие рукописи по-прежнему лежали в столе. Но жить было можно. Многие жили хуже, если иметь в виду материальное благополучие.

Иногда удавалось оттягиваться на дружеских вечеринках, иногда — в сочинениях, радуясь какой-нибудь шутке, которую затем вычеркивал красный карандаш цензора.

Душа, однако, просила чего-то новенького, более любопытного, чем поездки в дома творчества, с их аккуратным питанием, или участие в работе семинаров творческой молодежи.

РД начал сочинять огромный роман, постановив дать себе волю. Роман на многие годы превратился в источник внутреннего кайфа. Однако совершенно необходимо было сменить среду обитания, сбежать, к чертям собачьим, от иронических импотентов, ответственных болтунов и дряхлеющих борцов за персональные пенсии.

РД спрыгнул с подножки. Крыша у него все-таки поехала. Ему это потом вышло боком.

Впрочем, это лишь теперь видится актом человеческого безрассудства и гражданского изумления. Все происходило не вдруг, РД втягивался в крутящуюся воронку рок-н-ролла постепенно, как бы покоряясь обстоятельствам, как бы случайно. Но ведь недаром говорят, что случайность есть непознанная закономерность. То, что для РД было случаем, для нас, глядящих на него со стороны, — железная необходимость.

К счастью, нам нет нужды заново описывать весь путь подруба РД. Будучи литератором, он оставил многочисленные свидетельства в виде статей, не всегда грамотных, но искренних. Он мучался, сомневался, надеялся — в общем, испытывал все чувства, необходимые для настоящего подруба в какой-нибудь области. И хотя некоторые его писания сегодня читать совсем в лом, они любопытны как человеческий документ и свидетельство наивного стороннего очевидца, явившегося незваным на рок-н-ролльный бал.

А точкой отсчета своего путешествия РД считает поездку к Леониду Утесову, которая состоялась осенью восьмидесятого года по заданию журнала «Аврора», ставшего затем родным домом рок-дилетанта.

Пришлось сделать над собою легкое усилие, чтобы набрать номер телефона — вполне обыкновенный номер! — и произнести как можно более естественно: