В перерыве мне удалось побеседовать с солисткой одного из ансамблей, молоденькой и весьма миловидной девушкой по имени Оля, и одним из слушателей, которого звали Николай. Он был знатоком и апологетом рока.

Я спросил, слышала ли Оля свою группу со стороны? Представляет ли она, как это звучит? Знает ли, что ничего, кроме «бум-бум-бум», со сцены не слышно?

В ответ она стала говорить об аппаратуре, что она, мол, плохая и не их собственная. К тому же ненастроенная.

Я спросил, считает ли она рок своим призванием? Связывает ли с этой музыкой свои профессиональные и жизненные планы?

Она твердо сказала «да».

Почувствовав во мне оппонента, в разговор включился Николай.

— Вы в принципе не способны понять эту музыку, — сказал он. — Для вас она навсегда останется шумом.

— Почему? — удивился я.

— Вы респектабельны. Вы уже нашли свою дверь и открыли ее. Ваша система ценностей кажется вам единственно возможной…

Может быть, он был прав. Хотя респектабельности во мне не больше, чем в любом человеке моего возраста.

— Допустим, что это так, — сказал я. — Почему же респектабельность и моя система ценностей не мешают мне воспринимать другое искусство, как старое, так и новое?

— Какое новое?

— Новую поэзию, новую живопись, новый театр. Вообще, мне нравятся эксперименты. Если только они содержательны.

— Но вы понимаете под содержательностью лишь то, что соответствует вашим представлениям о жизни. А рок — другое. Он направлен против респектабельности. Он ее разрушает. Вам неуютно его слушать? Так и должно быть. Вам должно быть неуютно.

— Мне так же неуютно слушать шум реактивного двигателя или когда водят ножом по стеклу. Означает ли это, что самолеты направлены против респектабельности?

— Не занимайтесь казуистикой, — сказал он. — По-вашему, искусство должно делать человека счастливее?

— Только так, — сказал я. — А как же иначе?

— Это духовная сытость. Рок направлен против сытости.

— Но дайте же мне, черт возьми, почувствовать хотя бы это! Дайте мне это понять!

— Дело в том, что вы привыкли воспринимать на смысловом уровне. Если сказать вам словами, что вы респектабельны, — вы поймете. А когда вам неуютно сидеть в зале, когда вам бьют по нервам, — вы не понимаете.

Он был достойным оппонентом.

Впрочем, я не стенографировал беседу, и сейчас мне кажется, что я спорю с самим собой.

На том же концерте мое внимание привлек гитарист, руководитель самодеятельной группы. Он выделялся среди других артистичностью. В нем был нерв. Я узнал, что зовут его Георгий, и после концерта подошел к нему и спросил, можно ли встретиться и поговорить. Он согласился.

И вот я в гостях у рокера.

Георгий встретил меня в дверях, учтиво поклонился. Высокий и красивый молодой человек лет тридцати с роскошными волосами, спадающими на плечи и грудь. Тонкие черты лица. Чем-то он напомнил мне мушкетера.

Поначалу в нем чувствовалась настороженность. Он читал мои «Записки» и, естественно, видел во мне если не врага, то противника. Разговор начался дипломатично. Присутствовали также: жена Георгия, собака овчарка и кошка.

Но потом все встало на свои места, беседа потекла спокойно и затянулась почти до утра. Еще раз подтвердилось, что все проблемы нужно решать мирным путем.

Сама обстановка в доме говорила о том, что жизнь рок-музыканта еще не вошла в стадию респектабельности. Были заметны следы взлетов и падений. Например, имелся цветной телевизор — знак благополучия, но недоставало чего-то элементарного. Из уважения и симпатии к хозяевам не буду уточнять, чего именно.

Судьба Георгия, вероятно, достаточно типична для многих самодеятельных, точнее, полупрофессиональных рок-музыкантов. Лет в тринадцать он впервые услышал БИТЛЗ. Появление БИТЛЗ сильнейшим образом повлияло на людей, родившихся в 1952–1953 годах. Не случайно Георгий, как выяснилось, одного возраста с Андреем Макаревичем.

Итак, в возрасте тринадцати лет Георгий взял в руки гитару, стараясь на первых порах лишь воспроизвести песни БИТЛЗ. Потом появились единомышленники. Сформировалась группа. И дальше — на протяжении пятнадцати лет — были долгие поиски своей музыки. Менялись состав группы, ее название, музыкальные вкусы. Не менялись лишь устремленность и уверенность в том, что рок — это единственное, чем хочется заниматься.

Он немного учился музыке. Но там не преподавали рок, и это было не очень интересно. Профессий у него много и нет ни одной настоящей, потому что каждую работу он рассматривает прежде всего с такой точки зрения: насколько она помешает (поможет) заниматься роком.