Диалоги с Дьяволом
вернуться

Лорес Юрий Львович
Шрифт:

Старик уходит. Маски за ним, в разные стороны сцены.

Занавес

Действие Первое

Сцена I

Комната Поэта: окно, кушетка, два кресла, столик. Поэт и Дьявол.

Поэт

И тусклый свет под фонарем, И мелкий снег в полоске света. А для кого-то было это Обыкновенным январем. И я сквозь зимнее стекло Смотрел на темный переулок, Все вспоминая, как по скулам Вчера порошею секло. А ветер выл, стонал, свистел, Нес снежный пар на подоконник. И было смутно, непокойно, Как будто город опустел. Казалось, что моя душа Металась там, по переулкам, По подворотням, закоулкам, Снег, павший наземь, вороша. С какой-то дикою мольбой Кидалась к медленным прохожим, А вместо добрых слов по коже Хлестала их колючей мглой. И, к небу устремись винтом, Была метелью, снегом, ветром, И фонарем, и тусклым светом, И переулком, и окном. И в этом бешеном движеньи Ее трепало, било, жгло. Я. глядя в зимнее стекло, Свое в нем видел отраженье.

Дьявол

Ты видел отражение свое? Как зеркала нас вводят в заблужденье! Ты видел отражение мое, И более того — не отраженье! Ты просто никогда не брал в расчет Реальность моего существованья. Но от рождения у каждого свой черт, Как видно, таково предначертание. Я столько лет провел подле тебя, Невидимо, не поднимая шума, Что ты порой не узнавал себя И поступал иначе, чем задумал. Да, я твой черт, твой вечный антипод, Тебе мои, а мне твои черты Приписывает тот, кто не поймет. Что ты — не я, а я, увы, не ты. И боль твоя мой вызывает смех. Но как твой смех меня порою душит! Попеременно мы одерживаем верх, Не в силах равновесия нарушить. Хотя порою за бутылкою вина Бывало, что и мы сходились в чем-то. Когда во всем ты слушался меня, Не приходилось бы пенять на черта. В конце концов, не так уж мы чужды, Чтоб бесконечно друг на друга злиться, Чтобы открыто встать на путь вражды. Не проще ль обо всем договориться?

Поэт

Снега, Снега… Движения осы Кружение снежинок вдруг напомнит. В стеклянной колбе снежные часы Висят нечеловечески огромны. Вот меры времени: всегда и никогда, Вес остальные — жалкая подделка, Часовщиков ничтожная поделка. Две меры времени: всегда и никогда. Как странен мир! Непостижима в нем Гармония вещей несоразмерных. Я слышу в пеньи ветра за окном: Рождение — случайно, смерть — закономерна. Ах, если бы местами поменять Могли «закономерно» и «случайно», Неужто перестали бы пенять На неизбежность их предначертанья? Не слишком ли порядок данный прост? Не слишком ли банально он решен? Недаром первый детский наш вопрос: Скажите мне, откуда я пришел? Поймите, что еще пройдут года, Пока другой вопрос для вас найду: О, если знаете, скажите мне, куда, Скажите мне, куда потом уйду? Две меры времени: всегда и никогда. Быть может время нас чему-нибудь научит? Но почему с рожденья меня мучит Все то же, давнее: откуда и куда? Хоть век живи, ответа нет, увы. На эту тему рассуждают неохотно, Но почему мы с детства таковы, Как будто до рожденья было что-то? Часам не в мочь двух слов связать: «тик-так». И разве время нас когда-нибудь рассудит? Ну, почему мы поступаем так, Как будто после смерти что-то будет? К чему все эти «быть или не быть» И «суета сует — души томленье»? К чему мгновение желать остановить, Коль жизнь и так всего одно мгновенье? Две меры времени: всегда и никогда, В несбыточности — вечность ожиданья. Урок прозренья и венец познанья Две меры времени: откуда и куда. Неужто головы нам не сносить? Ужель всему цена — в последний раз? Я каждого хочу остановить, Чтобы спросить: «А Вы? А как у Вас?»

Дьявол

Есть решенье одно всех проблем бытия, Пред которым вопрос отступаст любой. Мы оценивать жизнь можем только собой И отмеривать мир только собственным я. Так поставь же себя в самый центр всего. Лишь отсюда дано непредвзято взглянуть И решить безошибочно, что и кого От себя оттолкнуть и к себе притянуть. Что один не возьмешь, мы осилим вдвоем. Остается постичь, опыт жизни копя, Что мы любим в других отраженье свое. Что любовь — это лишь узнаванье себя. Ах, как жаждем мы видеть везде и всегда Отраженье свое в отражепьи своем. Так же в двух зеркалах возникает объем Только, как ни стремись, не проникнуть туда. Крикнешь в душу чужую: «откройся, сим-сим!» А уверен, найдешь ли дорогу назад? Отраженье свое мы увидеть хотим, Лишь каким в своих собственных видим глазах. Что нам души чужие! Зеркала, зеркала… Словно в комнате смеха, себя не узиать. Искажаемый пляской кривого стекла, Ты смеешься, хоть что-нибудь силясь понять. И, в себе не уверен, глядишь на себя, Неумелой походкой плохого актера Отыскать ты пытаешься место, в котором Отраженья твои не пугают тебя. Ерунда! Будто выход тебе неизвестен: Не скитаться как тень в разношерстой толпе, А всегда самому оставаться на месте, Чтоб одни — от тебя, а другие — к тебе! В этом мире уместнее преображаться, Чем пытаться хоть что-нибудь преображать, Не гадая, как будешь в других отражаться, А по собственной воле других отражать. И неважно, ничтожен ты или велик, Если помнишь, что мера всему — ты один, Отраженьям своим только ты господин И безличен не более, чем многолик. Но, как школьник, в рюкзак напихав безделушек. От незнанья, куда их девать, оробев, Ты чужих отражений вобрал в свою душу, Непосильною ношей влача на горбе. Жизнь одна! Горевать — хуже, чем веселиться. Отраженьям стареть, зеркалам увядать. Но попробуй представь, каковы будут лица, Отражения в зеркале не увидав. Если б ты не родился? Вот было бы мило! Где тогда твои дружбы, знакомства, любовь? Кто их взял бы? Никто? А быть может, любой? Но ты есть, так иди и владей этим миром!

Поэт открывает окно, через которое в комнату проникают маски.

Песня масок

Мы снег. Мы кружимся покуда дует ветер. Во сне В деревья, в окна, в стены головой. С небес По лесенке спускаясь винтовой. Свой блеск Навек теряем в отраженном свете. Мы снег. И наша жизнь лишь взмах крыла над пропастью. Мы — снег. И взлеты — это все равно падения. Нас нет — Мы просто чье-то белое видение. На свет, Как будто ночью мотыльки, торопимся. Мы — снег. Мы друг от друга закрываем звезды. Мы — снег. Но кто-то верит вто, что звезды есть. И мы, И мы их замерзающие слезы — Зимы Мерцание, смятение и месть. Мы — снег. Что любим мы, во что мы верим слепо? Мы — снег. И разве перед звездами в ответе? Мы — снег. Наш вечный скорбный дух — холодный ветер. Мы — снег. Увы, мы слишком тяжелы для неба.

Поэт

Когда в бескрайнем шествии зимы Скрывают сумасшествие умы, Как место отыскать и в том и в этом? Не быть поэтом или быть поэтом — Как будто в этом воля есть моя! На окнах нарисованная вязь Имеет ли логическую связь Помимо той, что мы ей придаем? Но в мире пребывающий своем, Иные контуры в окне увижу я. Как будто чистые тетрадные листы, Покуда не исписаны пусты? Как будто ей, бумаге, все равно Какое слово — например «окно» — И где и как начертано оно? Возьмем «окно» напишем на окне. Где, на поверхности оно или на дне? Что более окно, само окно иль слово, Которое мильоны окон отразить готово, А это, настоящее, одно? Возможно ли поверить в то, что где-то Пересекаются мир слов и мир предметов, Где слово превращается в предмет, Где беспредметных слов в помине нет, А так же бессловесных нет предметов? Как страшно начертанье слова «Я»! В котором из миров искать себя? Один черкнет — не поведет и бровью, Другой папише г собственною кровью, И кровь его пойдет бродить по свету.

Дьявол

Ну вот и мы до сути добрались. А суть не в том, каков тетрадный лист, И даже более того — не в слове, А только в том, что написалось кровью На камне, на бумаге, на окне — Уже имеет отношение ко мне. Кто кровью пишет — только ли стихи! — И отделяет чепуху от шелухи, Неужто сам не замечает риска Не отличить поэмы от расписки И договор со мною заключить? При этом ничего не получить. Но я хочу открыть тебе глаза, Чтоб ты, со мной судьбу свою связав, Знал, что гораздо больше обретешь, Чем потеряешь и вовеки не найдешь. О да! Вот это будет договор. Каких никто не видел до сих пор! Я дам свободу образам твоим, До дна попятным только нам двоим. Кто, как не я, способен оценить, Как стих поет и как строка звенит, Как вязь тонка значений точных слов И как ярка потраченная кровь!

Песня масок

Полночный алый глаз совы И звезд кровавое смешение, Наш мир заверчен на крови — Пролитии, проклятии, смешении. За хлеб спасибо и за кров, Что родились мы и рожаем И пашу плоть питает кровь Горячая, чужая. Каким богам отдать поклон За то, что мы живем по правилам, За этот праведный закон: Кровь проливай да и проваливай! Твой век решит судьбу твою Не разгадать с какою целью. Быть может, кровь отдашь в бою, А может быть, в постели. Война и плотская любовь Тебя научат с детства, Что всех иных ценнее кровь Из собственного сердца, Что можно заслужить покой И камень к изголовью. Навеки в памяти людской Лишь тот, кто пролил много крови!