Веммер круто повернул руль и, не дожидаясь ответа, продолжал:

— Восемьсот лет назад Кельн подвергся страшному нашествию мышей. Да, мышей! Их было множество — миллионы! Доставленные со всей Германии кошки оказались бессильны. Не могли они никак справиться с грызунами. Тогда люди задумались: «Что делать?» И вот один священник нашел выход. Он посоветовал выковать для собора мышь из чистого серебра и молиться ей. Помогло! Не сразу, конечно, но помогло. Древний город, основанный в начале нашей эры римлянином Агриппой, был спасен от окончательного разрушения.

«Сказки! — подумал Павлик, когда немец умолк. — Хитрит. Зубы заговаривает».

Обогнув лесистый холм, машина выбралась на широкую, обсаженную фруктовыми деревьями дорогу, и Веммер заговорил о фабрике Этцеля и К°.

— Пауль… Павэл, — поправился он, — меня крайне удивляет твое поведение: зачем укрывать подстрекателя? Неужели тебе хочется умереть из-за какого-то негодяя? — мягко, вкрадчиво говорил Веммер. — Ты не маленький, много объяснять тебе нечего. Комендант тебя хвалит, говорит, что ты способный, смышленый паренек. Я с ним согласен. Действительно, кто мог бы за такой короткий срок изучить немецкий язык? Никто! Просто не верится, что ты русский. Ты немец, настоящий немец! Вот почему трудно поверить, что ты сам решился на такой мерзкий поступок. Подумай только, что получается: тебя бьют, а тот, бессовестный, залез в щель и оттуда смеется над тобой. Неужели ты…

— Я ничего не знаю, — оборвал немца Павлик, дерзко взглянув ему прямо в глаза.

Веммер пожал плечами:

— Ну и характер!

Машина продолжала мчаться на юг. Мелькали деревья, разрушенные бомбардировкой поселки, закопченные трубы заводов, ровные квадраты виноградников. Солнце уже клонилось к горизонту, а ехать еще было далеко.

У Павлика начала кружиться голова, посасывало под ложечкой. Его затошнило. Еще бы! Со вчерашнего дня он ничего не ел. Но Веммер оказался на редкость догадливым человеком: он достал из кармана пиджака тоненький бутерброд.

— Ешь, — проговорил он, сунув его Павлику.

Павлик очень удивился. Что это значит? Гестаповец предлагает ему свой бутерброд! И не эрзац — из свеклы и опилок, а настоящий хлеб. Белый, мягкий. С маслом. Рот наполнился слюной. Взять или нет? После минутного колебания Павлик, не отрывая голодного взгляда от хлеба, отрицательно замотал головой.

— Не хочу. Я не голоден, — последние слова он произнес как-то особенно протяжно.

— Бери, — настаивал немец.

Соблазн был велик. Павлик в ужасе понял, что начинает терять уверенность в себе.

— Не возьму, — решительно заявил он, а про себя подумал: «Пусть еще раз скажет «бери» — возьму».

— Отец у тебя есть?

— На фронте он, — буркнул Павлик, кося глаза на бутерброд, который лежал рядом с ним на сиденье.

— А мать?

— Мама осталась дома, больная…

— И дедушка у тебя есть?

— Его расстреляли.

— Кто?

Павлик нахмурился:

— Ясно кто — фашисты.

Кто знает, как дорого обошлась бы Павлику эта неосторожность, но, к счастью, начался крутой поворот, и немец припал к рулю.

— За что же его расстреляли? — спросил немного погодя Веммер;, криво и натянуто улыбаясь. — В партизаны пошел?

— Нет. Он не был партизаном. Мы с ним колхозный скот эвакуировали… По дороге нас нагнали на мотоциклах немецкие автоматчики. Дедушку Максима они тут же расстреляли, а меня — сюда, в Германию.

Больше Веммер ни о чем не спрашивал.

Они проехали молча еще с полчаса и наконец остановились у старинного замка с причудливыми остроконечными башенками и голубыми колоннами, обступившими ~его полукругом. Замок был обнесен высокой каменной оградой, сверху донизу обвитой диким виноградом.

Сквозь густую зелень вырисовывался карниз дома со статуями богов и зверей.

— Выходи, приехали! — весело объявил Веммер, открывая дверцу машины.

Не успел Павлик оглянуться, как перед ним, словно из-под земли, вырос низенький, коренастый однорукий фельдфебель. Он козырнул Веммеру и, бросив взгляд на парнишку, по-бабьи захихикал:

— Хи-хи-хи, здорово помяли этого воробья! Хи-хи-хи! За что его, господин гауптман, так изрисовали? Чирикал?

— Отведите его в баню. Постригите, переоденьте, накормите, — вместо ответа строго приказал Веммер, а сам сел в машину и уехал.

В баню? Постричь, переодеть, накормить? Это совсем ошеломило Павлика. «Странно, — размышлял он. — Неужели, перед тем как расстрелять человека, его купают, переодевают, кормят?»