— Я его сейчас же прогоню. Сейчас же. Я их ненавижу, презираю! — не унималась она.

— Да тише, не кричи, услышат. Что он тебе сделал дурного?

— А кто повесил моего брата, кто ограбил мой город, кто сделал меня нищей? Он, он, он! — в исступлении кричала женщина. — Весь Париж от меня отвернется, если узнает, что в моем доме был немец.

Бельроз пытался утихомирить супругу:

— Его привел Люсьен, понимаешь? Он спас детей… И среди немцев есть порядочные люди…

Все его доводы были тщетны. Злоба, накопившаяся в душе женщины, вырывалась наружу:

— Я ему прямо скажу: «Убирайся по-хорошему, немецкая свинья, не то прибью!»

Жаннетта, красная от стыда, искоса поглядывала на Грасса. Веки немца были опущены. Щеки подергивались. Пальцы отбивали дробь по столу. Он принужденно улыбался, стараясь хоть внешне сохранить спокойствие. Жаннетте стало больно, захотелось выбежать на кухню, закричать во весь голос: «Стыдно, мадам! Рихард Грасс хороший человек, очень хороший!»

Из кухни доносились всхлипывания. Вдруг все стихло. Заскрипели половицы.

— Принеси сейчас же поесть! — сказал повелительно Антуан Бельроз.

— Ладно, я его сейчас накормлю! — резко отозвалась женщина. В голосе ее звучала угроза.

— Постой, что ты придумала?! — встревожился он.

— Я его отравлю! — спокойно ответила жена.

— Не смейте! — сорвалась с места Жаннетта и бросилась на кухню.

Грасс остановил ее.

— Не надо, — покачал он головой. — Не надо, девочка, не надо, — и быстро направился к выходу.

Хлопнула дверь.

— Его надо догнать! — первым спохватился Павлик.

Немец был уже далеко. В конце улицы. Понурив голову, он медленным, усталым шагом брел по шоссе.

— Господин Грасс! Господин Грасс, остановитесь! — наперебой звали его Павлик и Жаннетта.

Он обернулся. Устремил на них отсутствующий взгляд и, махнув рукой, поплелся дальше.

Из-за поворота вынырнули на мотоцикле два эсэсовца. Ребята скрылись в подворотне. Гитлеровцы, приняв Грасса за пьяного, замедленным ходом проехали мимо.

Вскоре к Павлику и Жаннетте присоединился Антуан Бельроз. Теперь они втроем догоняли немца.

Услышав позади себя торопливые шаги, тот остановился.

— Простите мою Алину, — взволнованно заговорил шофер. — Ее брата повесили фашисты. Простите…

Грасс грустно улыбнулся. Заглянув в полные тревоги глаза Бельроза, он сказал:

— Я не обижаюсь. Ваша жена права. Весь мир теперь презирает нас. Человеку, которому мы принесли столько горя, столько несчастий, трудно разобраться в том, какой немец хороший, а какой плохой. Прощайте!

— Не уходите! — умоляюще произнес Антуан Бельроз. — Алина готова извиниться перед вами.

— Господин Грасс! — глаза Жаннетты наполнились слезами.

Немец ласково потрепал ребят и крепко пожал руку шоферу.

— Спасибо, дорогие. Всем вам спасибо. Французы — народ хороший, отзывчивый. Я их знаю и люблю. Но возвращаться не стоит. Извините меня, господин Бельроз.

— Тогда я пойду с вами, — произнес сдавленным голосом Павлик.

— И я, — подхватила Жаннетта сквозь слезы. — Мы вас очень-очень любим. Вы… — У нее в горле словно что-то застряло. Она заплакала навзрыд.

— Не плачь, милая девочка, — успокаивал ее Грасс. — Мы еще непременно встретимся. Смотри не обижай Павлика. Ну, я пойду, а то народ собирается, да и эсэсовцы могут нагрянуть. Прощайте, друзья!

По улице Святого Флорентина двигалось траурное шествие. Играл духовой оркестр. Медленно ехал длинный автобус — катафалк с закрытым гробом, заваленным венками. Прохожие останавливались, снимали шляпы, с любопытством разглядывая шедших за гробом и стараясь определить, кто умер — молодой или старый.

По-моему, покойник еще молод. Ему не больше сорока пяти лет, — обратился сгорбленный старик к остановившемуся рядом с ним пешеходу.

— Почему вы так думаете?