Если человека спросить, апеллируя к его разуму, почему, собственно, он следует такому-то движению или партии под таким-то лозунгом, ответ будет совершенно невразумительным, а если вы станете настаивать, то сильно рискуете, что вас, например, тут же проткнут шпагой, как цыпленка. "Я такой-то, и все тут, и буду следовать этому до гроба", — типичная позиция фанатика, которыми поначалу и кормится подрастающий эгрегор. Этим людям не откажешь в мужестве, энергии и настойчивости, доходящей до ослиного упрямства. "Хоть кол на голове теши" — это о них. Ощущения границ эгрегора нет почти ни у кого, и на то есть объективные причины — он еще не оформился.

С оформлением эгрегора, с упрочением его положения в тонком мире и завершением экспансии меняются его задачи и совершенно трансформируется этика. Теперь надо налаживать дипломатические отношения с соседями, управляться со сложной собственной внутренней структурой — становятся необходимыми дипломатические и консервативные начала. В жарких сражениях кусок земли отвоеван, теперь можно пахать землю, возводить дома и мосты, строить казармы и тюрьмы и завершать конструкцию иерархического бюрократического аппарата.

В соответствии с описанными задачами создается и этика. Здесь она должна быть достаточно сложной, так как регулирует весьма сложное поведение коллектива, согласуя большое количество разнонаправленных видов деятельности в рамках нескольких взаимосвязанных структур. Надо все как-то более или менее согласовывать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы и тоже как-то питались.

Получающаяся этика является на первый взгляд настолько эклектичной, составленной из многих местами противоречащих друг другу кусков, что ветераны эгрегора, бывшие неустрашимые пассионарии, с непониманием и ужасом смотрят на своих детей и внуков. Тогда, в мохнатом году, все было просто: были мы, а через окоп — они, то есть все остальные, и надо было бить гада, а потом восстанавливать разрушенное хозяйство. И вот — восстановили, и оказалось, что дети, вернувшись с работы, и внуки, прибежав из школы, высказываются приблизительно в таком стиле. "Нужно повышать благосостояние народа, поскольку это скажется и на моем личном благосостоянии. Хорошо делать карьеру, но не в ущерб личному свободному времени, поскольку в наше время гореть на работе не модно. Начальство несет чушь, но критиковать его себе дороже; тем не менее, с ним следует держать себя потверже, чтоб на шею не село. Бога, конечно, нет (хотя что-то, возможно, есть), но креститься и на Пасху сходить в церковь — святое дело. Принципы добра следует преподносить детям вообще, чтобы любили папу и маму, но, в частности, никакое доброе дело не остается безнаказанным. Подсказать на уроке можно, но не нужно, поскольку везде — конкурсы, и пусть средний балл каждый себе сам зарабатывает. Жениться по любви глупо, потому что сядут на шею, а без любви тоже тоскливо… может, так родить, без мужа? Устои всегда невредно лягнуть, но вполне этично использовать в личных целях. Себя следует беречь, думать также о диете и физических упражнениях. Плохой порядок лучше хорошего хаоса. Семью надо укреплять, но не за счет ограничения личной свободы. Хорошо стремиться жить хорошо. Помогая себе, помогаешь и другим тоже. Твои несчастья интересны твоим врагам. Обаяние — залог успеха…" И так далее.

Противоречивость подобной "бытовой" этики эпохи расцвета эгрегора ничуть не смущает ее обладателей, поскольку реально человек в жизни не ведет себя в соответствии с этими принципами и вообще не руководствуется в своих решениях этическими принципами — выбор почти всегда совершает ведущий его в данный момент эгрегор; этика же, в обычном смысле, есть попытка осознания происходящего на уровне видимых явлений; однако за символами видимой реальности надо все же читать жизнь тонкого мира.

Этика эгрегора в последней фазе своего развития — полной кристаллизации и распада — отличается крайней догматичностью, нетерпимостью к какой бы то ни было свободе и творчеству и активизацией инстинкта смерти. Становится популярной позиция "чем хуже, тем лучше", нигилизм по отношению ко всему, что имеет хоть какое-то отношение к данному эгрегору, братание с солдатами вражеской армии и т. п. Здесь многое зависит от того, выполнил эгрегор свою кармическую задачу или нет. Если эта задача еще не выполнена, эгрегор обладает еще значительной энергией и, будучи не в силах направить ее на самосовершенствование, направляет ее на самоуничтожение. Чем хуже выполнил эгрегор свою кармическую задачу, тем больше неиспользованной энергии имеется в его распоряжении, и тем с большей силой уничтожает он сам себя, обращая в хаос, порой до мельчайших кирпичиков. Носителям идеи созидательной этики в такие периоды нелегко; зато процветают пессимизм (как философское направление) и эскепизм (говоря по-русски, "исчезновизм" или "к-чертовой-бабушке-уходизм").

В заключение этого общего экскурса следует отметить, что в жизни большого эгрегора постоянно идут процессы возникновения, оформления и гибели его подэгрегоров, так что в целом получается довольно мозаичная картина этических систем, и люди, ведомые разными эгрегорами, и тем более эгрегорами в разных фазах своего развития, часто имеют совершенно разную этику и совсем не понимают друг друга.

Горькое недоумение и упреки поколения, выросшего в фазе творения эгрегора, по поводу поколения, живущего в фазу его оформления — типичное явление: оно имеет тот же смысл, что и сожаление об ушедшей юности человека, вступившего в фазу кристаллизации эгоического эгрегора, начинающего, как сказали бы в XIX веке, черстветь и каменеть. Но если человек при желании в значительной степени может противостоять тенденции кристаллизации собственного эгоического эгрегора, то в отношении эгрегоров больших коллективов это невозможно.

Ни отдельные личности, ни коллективы в целом не "виноваты", то есть не являются причиной того болезненного для эгрегора явления, которое иногда называется отчуждением идеи и которое есть трансформация и умирание, переход в новую фазу или распад. От людей зависят конкретные формы, более или менее гармоничное протекание этих процессов, но не более того. Считать, что поколение, живущее в эпоху гибели эгрегора, менее нравственно, чем поколение, насыщенное пассионариями, создающими, так сказать, новое время — неисторично. Коллективы в целом в первую очередь — проводники воли соответствующего эгрегора, и оценка обратного воздействия коллектива на эгрегор и на весь процесс эволюции мира должна производиться в каждом случае особо.

Когда человек спрашивает: "Этично ли я поступаю? Морален ли такой-то поступок? Хорошо ли делать так-то?" — то его вопрос некорректно поставлен. Следует уточнить: по отношению к какому эгрегору? Интересы эгоического, семейного, религиозного и государственного эгрегоров часто противоречивы, так что указанные уточнения оказываются необходимыми.

С повышением эволюционного уровня человека и с углублением связи между ним и эгрегором этика усложняется. Здесь следует различать две ситуации: первая — когда человек толком не подключен ни к какому эгрегору и постоянно мечется от одного к другому. В этом случае выработать этику ему не то что трудно, а просто невозможно, так как требования к его поведению в любой ситуации у различных эгрегоров различны; различны также (по стилю) и формы наказания и поощрения этих эгрегоров, так что человеку очень трудно разобраться в происходящем. Вторая — ситуация глубокого служения эгрегору — также ставит человека перед очень серьезными проблемами выбора, но выглядят они совсем по-другому. Здесь эгрегор дает человеку большую реализационную власть и энергию по широкому каналу и, что очень важно, возможность распоряжаться ими по своему усмотрению в ходе решения определенных эгрегором задач, которые тот ставит человеку в общем, предоставляя возможности инициативы и творчества во всех частностях.

Трудность в данном случае заключается в том, что ошибки такого человека дорого обходятся (ему самому, эгрегору, эволюции), и поэтому его ответственность несравненно выше. Но в помощь ему эгрегор вместе с энергетическим предоставляет также и свой информационный канал, по которому человек может обращаться к эгрегору в случае необходимости. Иначе говоря, находясь в затруднительной ситуации, которая человеку не ясна, и он не может понять, что ему следует делать, он может задаться вопросом: что значит то-то и то-то в данном случае? — и ему в голову (по информационному каналу) придет ответ, анализируя который, он лучше поймет, что происходит, и определит свое поведение. При этом часто пропускная способность информационного канала такова, что эгрегор не может точно ответить на лобовой вопрос человека: "Что я должен делать в данной ситуации?" — а дает лишь общее, достаточно расплывчатое указание; зато на конкретные вопросы, уточняющие происходящее, он даст уже конкретные ответы, ясно сформулированные в словах. Следует также иметь в виду, что в случае сильной связи между человеком и эгрегором, последний всегда может точно сказать человеку, что тот должен делать, но говорит это лишь в ответственных ситуациях (в случае крайней необходимости эгрегор может даже отключить сознание, и человек будет действовать как его марионетка), когда цена ошибок слишком велика. В остальных случаях эгрегор нуждается в инициативе и творчестве человека, в частности в его самостоятельном осмыслении их, поэтому давать (свой!) точный и полный анализ и однозначные рекомендации по поведению не склонен.