Шрифт:
Они едва успели раздеться в номере, как открылась дверь и появилась Юлия. Семенов уловил некоторую неловкость, сразу же повисшую в воздухе над длинным полированным столом, за которым они обычно сидели. Слава молчит, раскладывает свои бумажки, развешивает на демонстрационных досках листы ватмана, покрытые графиками и диаграммами, а Юлия просто сидит на своем месте, смотрит то на Вячеслава, то на Семенова и тихонько улыбается. Валентину даже показалось, что в тот момент, когда Юлия вошла, на лице Суханова мелькнула досада. Впрочем, наверное, просто показалось.
Заказчик опаздывал, как обычно. Семенов приготовился к тому, что придется ждать минут двадцать-тридцать. Хоть бы телевизор включили, что ли, подумал он, поглядывая на большую панель, висящую на стене как раз напротив него. Чего так-то сидеть? После сорока минут, проведенных за рулем, он бы с удовольствием размялся, походил, вон сколько помещений в этом «президентском» люксе, отчего не прогуляться да не посмотреть, как тут все устроено. Поди, спальня с кроватью «кинг-сайз», кабинет, еще какие-нибудь комнатенки, санузел любопытно бы глянуть… Но нет, не принято у них шляться по номеру, сколько раз приезжал Валентин на эти совещания, а кроме прихожей и вот этой комнаты, ничего не видел. Нет, забыл совсем, еще гостевой туалет видел, куда вход прямо из прихожей. Чем же ожидание скрасить?
– А чаю нельзя попросить принести? – спросил он, глядя куда-то в центр стола, чтобы не было понятно, к кому из помощников он обращается. – Или нужно ждать Владимира Григорьевича?
– Сейчас я позвоню, – тут же откликнулась Юлия, и Семенов благодарно улыбнулся ей.
Принесли чай, расставили на столе коробочки с печеньем и конфетами ручной работы.
– Ну, Валя, чем порадуешь? – подал голос Суханов. – Какие новости с фронта?
Семенов сделал впопыхах слишком большой глоток и обжегся.
– Я доложу, когда придет Владимир Григорьевич, – сдавленным голосом ответил он.
– Да брось ты эти церемонии! Тут все свои, – настаивал Вячеслав. – Расскажи хотя бы в двух словах.
Семенов отрицательно покачал головой.
– Не могу. Не положено. Наш заказчик – Владимир Григорьевич, и отчитываться я имею право только перед ним, а уж это его решение – кому позволять присутствовать при отчетах.
– Ох, эти крючкотворы-законники! – В голосе Суханова зазвенела досада.
– Валентин прав, – мягко возразила Юлия, – он связан правилами, не надо заставлять его нарушать их. Нам с тобой любопытно, а у него будут проблемы. И Владимир Григорьевич рассердится, а виноват будет Валентин.
Суханов придвинул к себе поближе листы, исписанные очень крупным почерком, что-то прочитал, что-то подчеркнул, одним словом – всячески изображал, что работает. Юлия по-прежнему молча, спокойно сидела за столом, скрестив руки на груди. Ее чай одиноко остывал в красивой чашке, она к напитку даже не притронулась. Встречаясь глазами с Валентином, дружелюбно улыбалась, обнажая в улыбке замечательные зубы, уж слишком замечательные, чтобы быть настоящими, это даже Семенов понимал.
Забродин явился с опозданием на двадцать пять минут, веселый, оживленный, энергичный.
– А вы уже чай пьете? – радостно заметил он. – Пусть мне тоже принесут.
Юлия тут же встала и направилась к стоящему в углу столику с телефоном. Заказчик стал усаживаться за стол, и Семенов бросил уже привычный взгляд на манжеты его сорочки, выглядывающие из рукава пиджака. Очередные запонки, таких Семенов еще не видел. Интересно, сколько их у этого Забродина?
– Мне тоже закажи красный чай, – бросил Суханов Юлии, не отрываясь от своих бумажек.
– Ты теперь пьешь красный чай? – удивился заказчик. – Ты же раньше пил только черный.
– Я решил попробовать, как вы и советовали, – объяснил Вячеслав. – И вы знаете, мне так понравилось! Почему я раньше его не оценил? Это же восхитительный напиток. Я его распробовал и теперь больше ничего другого пить не могу.
Семенов перехватил слегка удивленный и насмешливый взгляд Забродина в сторону своего помощника. И что они все время переглядываются? Семенов давно заметил эту игру глазами, то Суханов на Юлию зыркнет, то она на него, то Владимир Григорьевич их обоих разглядывает, да так внимательно, что, кажется, и доклад Семенова не слушает. Ладно, не его это дело, пусть как хотят…
Он начал доклад, который то и дело прерывался странными фразами присутствующих о каких-то красных и синих баллах. Про баллы он слышал каждый раз на протяжении всех последних месяцев, но так и не понял, о чем речь.
– Мать и дочь, – говорил он, твердо памятуя о требовании заказчика не напрягать его именами и фамилиями. – Наследство получила мать…
История была простая и в то же время чудовищная. Мать, дочь и внук живут втроем в однокомнатной квартире, мужа у дочери нет. Мальчик, внук наследницы, занимается спортом, дочь мечтает сделать из него олимпийского чемпиона, но на это нужны серьезные деньги, потому что тренеров надо искать в Европе, а следовательно, нужно там жить, в России пока нет хорошей тренерской школы по этому виду спорта. Мать, наследница, – бывший хирург, спасшая множество жизней, и думает, что наследство ей оставил кто-то из спасенных ею больных, поэтому ничего не выясняет. Она категорически против спорта высоких достижений, ибо как врач очень хорошо знает, чем это заканчивается: человек в молодом возрасте остается с кучей болезней, инвалидностью и без профессии в руках. Она хотела положить деньги на книжку до совершеннолетия внука. Дочь с таким решением не согласна, она требовала деньги на то, чтобы готовить сына к олимпийским победам за границей, но мать все равно сделала по-своему и деньги положила на счет в банке, сказав, что отдаст их внуку только тогда, когда он станет взрослым. Возник длительный и тяжелый конфликт, в результате которого мать не выдержала, собрала вещи и уехала жить на дачу. Да и немудрено, в такой маленькой квартирке при таком серьезном конфликте ужиться трудно.