Торбин сидел на стуле артистически вольно, откинувшись на спинку. Лицо квадратное, холеное, тонкокожее, со следами когда-то сильного румянца, но сейчас поблекшею. Глаза отрешенные. Светло-серые. Взглядом уперся в столешницу. Волосы очень тонкие, пепельные, рассыпаются. Он то и дело поправляет их растопыренной пятерней. Заговорил холодновато, сидя все в той же вольной позе. Металл в голосе.

– Я, товарищи, крайне удивлен столь необычным началом. Извините, но в первый же день пуска на уникальном блоке угробить три насоса… – Он поднял вверх белую руку с вытянутым указательным пальцем, потряс ею. – Стоимостью полмиллиона каждый! Уму непостижимо! Прошу директора объяснить причины… – Торбин слегка взбычил голову, наморщил лоб и вытаращил холодные глаза. – Объясняйте! – И сел пряменько, положив обе руки па стол перед собой. На лице деланная наивность. – Объясняйте…

Мошкин покраснел, засуетился, но вдруг нашелся, пробасил:

– Алимов доложит…

Алимов в это время будто нюхал воздух перед собой, часто и мелко кивая кому-то головой.

– Харлов проанализирует… Начальник производственно-технического отдела… – шепнул Мошкину Алимов и налился густой кровью.

Торбин холодно улыбнулся, несколько раз крест-накрест рассек ладонью воздух, иронически произнес.

– Харлов, Марлов… Мне все равно… Анализ…

Харлов встал. Черные волосы рассыпались по бокам, образовав белый пробор посредине.

– Сидите… – небрежно разрешил Торбин.

Харлов сел и дольше положенного молчал.

– Собственно, причиной всего, – начал он, – неотработанность режима… Вернее, тут был переходный режим…

– Вот-вот, переходный… – вставился Алимов.

– Дайте же человеку сказать! – вытаращился на Алимова Торбин.

Маленькими ручками Харлов подобрал волосы, но они снова упали по сторонам.

– Мы слишком долго работали на переходном режиме. В этом все дело. Режим переходный, и его надо проскакивать быстро…

– В чем же, извините мою тупость, дело? – Торбин постучал себя кулаком по лбу и обвел всех удивленными холодными глазами.

– Дело в том, что турбина к этому времени к пуску не была готова. Все дело в этом. Мы старались продержаться на мощности, превратив переходный режим в стационарный, но…

Торбин уже не слушал, перебил:

– Товарищи! Страна испытывает нефтяной голод. Прошу это зарубить себе на носу! Пуск энергоблока мощностью миллион киловатт экономит стране два миллиона тонн нефти в год! Передо мною, надеюсь, собрался весь командный состав блока?

Алимов и Мошкин усиленно закивали.

– Да, да, Сергей Михайлович.

– Я хочу сегодня послушать каждого… Каждого начальника цеха, отдела, службы о степени готовности.

Только в этом случае я со спокойной совестью смогу доложить министру… Товарищи! Еще раз подчеркиваю – немедленный успешный пуск вашего миллиона насущно необходим! Пожалуйста, начинайте… Вы первый? – он указал рукой на Пряхина. Тот встал.

– Пожалуйста, сидите…

Пряхин сел. Представился:

– Начальник реакторного цеха Пряхин.

– Пряхин, Пряхин… – Торбин возвел глаза к потолку. – Бомбу варил?

– Варил.

Торбин удовлетворенно кивнул.

– Варил бомбу… А теперь здесь варим. Готовность?.. – Лицо Пряхина приняло выражение большей озабоченности, толстовские брови шевелились. – Блок-то пустим. Дело не в том… Плохо готовы, вот что… Имею в виду персонал. Весь состав цеха до момента пуска осуществлял курирование монтажа. Учиться было некогда…

– Плохо, – оценил Торбин. – Пустишь?

– Пущу, но за возможные последствия ручаться трудно. Дальше… На восьмидесяти процентах арматуры не смонтированы электроприводы. Придется крутить ломиками вручную. Известно, электропривод закрывает некоторые задвижки до четырех минут… Сколько же будет крутить рука?.. Я уж не говорю о невозможности задействовать все блокировки… Электрифицирована в основном арматура, участвующая в защитах…

Лицо Торбина несколько озаботилось.

– Ну, здесь ты перегнул. Пускали и не такие объекты…

– Нет, такие не пускали. Этот первый.

– Еще?

– Еще… Будем пускать, что еще… Будем пускать… – Следующий, – попросил Торбин.

– Начальник турбинного цеха Дрозд.

– Дрозд? – переспросил Торбин.

– Дрозд…

– Ну хорошо, товарищ Дрозд, мы вас слушаем.

– Только что доложили шеф-монтеры, – с некоторым волнением в голосе начал Дрозд, – регулятор скорости и стопорно-дроссельный клапан отлажены. Машина к пуску готова… В остальном по персоналу и арматуре те же замечания. Не знаю, как химики будут загружать смолой фильтры конденсатоочистки… Задвижки там диаметром восемьсот миллиметров. Вручную крутить шесть часов каждую, а их сорок…

Торбин вновь занял вольную позу, забарабанил пальцами по столу.

– Но… самое страшное – будем пускаться без автоматики. Ни один автоматический регулятор не налажен…

– Где вы работали раньше? – спросил Торбин. Дрозд заморгал глазами. После продолжительной паузы ответил:

– На ТЭЦ…

– Атомных станций не знаете?

– Нет…

– Хорошо, следующий.

– Начальник радиационно-химического цеха Шаронкин.

Торбин снова глянул в потолок.

– Бомбу варил?

– Варил бомбашку, а как же… Было дело под Полтавой… Варили бомбашку, хе-хе…