— Вы не имеете на это права, — возразил Пэт. — Я вас буду преследовать за это по суду, а затем я не ручаюсь, что эта толпа выпустит вас живыми, если вы ее лишите зрелища боя. Помимо того, я собираюсь драться. Но сначала я должен окончить свою речь.

— Но ведь это против правил, — возражал рефери.

— Нет, нисколько. В правилах нет ни одного слова, запрещающего речи. Каждый из крупных боксеров говорил сегодня речь.

— Всего лишь несколько слов, — крикнул распорядитель в ухо Глэндона. — А вы тут читаете какую-то лекцию.

— В правилах ничего не сказано против лекций, — отвечал Глэндон. — А теперь, ребята, убирайтесь-ка отсюда, или я вас всех сброшу вниз.

Устроитель состязания, мужчина апоплексического сложения, несмотря на сопротивление, был схвачен за воротник пальто и брошен через канат. Он был крупным, дородным субъектом, но Глэндон одной рукой так легко справился с ним, что публика пришла в дикий восторг. Крики, требовавшие продолжения речи, увеличились. Стьюбенер и хозяин помещения благоразумно ретировались. Глэндон поднял руки, чтобы быть услышанным, и требовавшие начала состязания удвоили крик. Еще два или три ряда скамей провалились, и потерявшие свои места зрители увеличили общее замешательство, стараясь протиснуться между теми, которые еще сидели на уцелевших скамьях. Задние ряды, не видя из-за них арены, подняли дикий вой, требуя, чтобы все уселись.

Глэндон подошел к канату и обратился к полицейскому офицеру. Чтобы быть услышанным, ему пришлось перегнуться через веревки и кричать тому прямо в ухо.

— Если мне не удастся докончить речь, — прокричал он, — толпа разнесет все кругом. Если они разбушуются — вам их не удержать ни за что, вы сами увидите. Вам остается только помогать мне. Следите за ареной, а я успокою толпу.

Он вернулся на середину арены и снова поднял руки.

— Вы хотите, чтобы я сказал речь? — прокричал он нечеловеческим голосом.

Сотни людей, сидевших вблизи арены, услыхали его и крикнули: «Да!»

— Тогда пусть всякий желающий меня слушать заткнет глотку ближайшему крикуну.

Совет был принят к исполнению, и, при повторении его, голос Глэндона проник немного дальше. Снова и снова выкрикивал он его, и тишина медленно, ряд за рядом воцарялась, сопровождаемая заглушенными звуками затрещин, шлепков, толчков и возни, — крикуны укрощались соседями. Волнение понемногу улеглось, как вдруг провалился один из ближайших к арене рядов. Это происшествие было встречено новым взрывом веселья, но оно замерло само собой, и откуда-то далеко из задних рядов ясно прозвучали сказанные тихим голосом слова: «Валяйте, Глэндон! Мы с вами!»

Глэндон обладал свойственным кельтам интуитивным знанием психологии толпы. Он знал, что это разношерстное скопление народа, бывшее пять минут в состоянии, близком к взрыву, теперь находится у него в руках. Он намеренно медлил, добиваясь большего эффекта. Пауза была рассчитана прекрасно — он не затянул ее и на секунду. Тридцать секунд продолжалась полная тишина, и от нее становилось страшно. Затем, при первом слабом шорохе, дошедшем до его уха, Глэндон заговорил:

— Когда я закончу свою речь, — сказал он, — я начну матч. Я могу обещать вам, что это будет настоящим боксом, — одним из немногих настоящих состязаний, какие вам приходилось когда-либо видеть. Я постараюсь выбить своего противника в возможно короткий срок. Билли Морган в последнем анонсе заявил, что это будет матч на сорок пять раундов. Разрешите сказать, что матч этот не продлится и сорока пяти секунд.

…Когда меня прервали, я как раз говорил вам, что арена развращена и продажна сверху донизу. Дело поставлено на коммерческих началах, а вы все знаете, что такое коммерческие начала. Довольно об этом. Каждый из вас, непричастный к делам тайного синдиката, безжалостно эксплуатируется им и платится своими деньгами. Отчего это сегодня проваливаются скамьи? Подлое мошенничество. Они, как и призовой бокс, были построены на коммерческих началах.

Теперь публика была вся в его руках, и он знал это.

— На двух сиденьях жмутся по трое человек, я вижу это повсюду. Отчего это так? Опять мошенничество. Капельдинеры не получают жалованья, предполагается, что они сами каким-нибудь жульничеством вознаградят себя. Опять-таки — коммерческие начала! Платите ведь вы. Конечно, вы платите. Каким образом получается разрешение на бокс? Мошенническим. А теперь я спрошу вас: если мошенничают при постройке здания подрядчики, если мошенничают капельдинеры, если идут на сделки городские власти, отчего бы и не смошенничать участникам призового бокса? Они так и делают. А вы платите.

…Надо сказать, что виноваты в этом не сами боксеры. Не они распоряжаются в этом деле. Распоряжаются устроители и импресарио: они ворочают всеми делами. Боксеры занимаются только боксом. В начале карьеры они бывают достаточно честны, но импресарио вынуждают их идти на сделки или выбрасывают их. На арене неоднократно появлялись и честные боксеры. Вы и теперь их можете найти, но, как общее правило, они немного зарабатывают. Думаю, что попадались и честные импресарио. Мой — один из лучших в этом котле. Но спросите его, сколько он вложил денег в недвижимость и доходные дома?