Она наконец появилась около десяти, и, увидев ее, он так обрадовался, что даже не спросил, где она была. Они немного выпили. Шерри сказала, что уже поела, и они легли в постель.

Здесь все произошло, как и в прошлый раз.

Джордж никак не мог взять в толк, почему предстоящее ограбление вызывает у нее столь жгучий интерес. Чтобы удовлетворить ее любопытство, а также по ряду причин личного характера он сообщил ей еще кое-какие подробности. Точный день он не назвал, но из его слов было понятно, что речь идет о неделе — максимум десяти днях. Затем он уснул крепким сном.

Однако на следующий день, по пути на работу, его стали посещать назойливые мысли. Они неотвязно крутились в мозгу, и избавиться от них ему не удавалось.

Выйдя из метро на Пенсильванском вокзале, он взглянул на часы и увидел, что его поезд отходит через восемнадцать минут. У него нестерпимо болела голова.

Он вышел на 34-ю улицу и через минуту очутился в баре.

Если память ему не изменяла, никогда раньше чистого виски до полудня он не пил. Это случилось впервые.

Расправившись со второй порцией, он понял, что опоздал на поезд. Джордж Питти редко позволял себе хватить лишнего. Он так же редко смотрел правде в глаза и старался не замечать ее, если правда эта была не слишком приятной.

И здесь, в баре, выпив на голодный желудок две порции неразбавленного виски, он вдруг решил взглянуть правде в глаза и перестал сопротивляться навязчивым мыслям, что мучили его в метро.

Шерри лгала насчет больной подруги — на этот счет не оставалось никаких сомнений. Он с самого начала знал, что она лжет, но был слишком труслив, чтобы принять все как есть.

Питти сделал знак бармену.

— Еще стаканчик, — сказал он и вдруг неожиданно для себя добавил: — На работу я сегодня не пойду.

Бармен скептически посмотрел на него из-под густых нависших бровей, но тем не менее обернулся и взял бутылку. Он всего насмотрелся на своем веку и придурков всяких повидал немало. А самые законченные из них надирались уже к полудню.

Между третьей и четвертой порциями Джордж пошел к телефону и позвонил на ипподром. Он сказал, что его сегодня не будет, что он заболел, хочет отлежаться дома и надеется, что к завтрашнему дню все пройдет.

Потом он вернулся в бар и заказал еще виски. Зачем обманывать себя? Да, его Шерри — шлюха. Шлюха и обманщица.

Вчера вечером она вернулась домой с размазанной по лицу губной помадой. От нее несло алкоголем. Конечно, она была не у больной подруги, а с мужиком. Хлестала виски и занималась черт знает чем.

Джордж заказал по новой.

Сейчас его не интересовало, кто это мог быть. Достаточно признаться самому себе, что Шерри шляется с другими мужчинами, и это — неопровержимый факт.

Вдруг Джорджу стало жаль Шерри, и он стал винить во всем себя. Если она шляется с другими мужчинами, значит, он для нее плох. На глаза навернулись слезы. Он собрался было поманить бармена, чтобы заказать еще виски, но вдруг поймал свое изображение в зеркале за пирамидой бутылок. В мгновение ока он совершенно протрезвел.

Господи, какой же он идиот! Это самая важная неделя в его жизни, а он торчит в баре и прилюдно хлещет виски. Ему ведь надо было ехать на ипподром. Самая страшная вещь, что он только мог сейчас сделать, — это нарушить сложившийся распорядок своей жизни в последние дни перед операцией.

Джордж быстро встал и направился к выходу, забыв о сдаче. Ладно, ехать на ипподром сейчас уже поздно, но нужно хотя бы что-то съесть и выпить чашку горячего кофе. А потом он пойдет в кино и потихоньку придет в себя. Главное — к вечеру быть абсолютно трезвым.

Сегодня вечером — большая сходка, и ему, Джорджу Питти, надо прийти немного загодя. Важно поговорить с Джонни с глазу на глаз до того, как явятся остальные. Важно уверить Джонни в том, что он, Джордж, их не подведет.

Полузакрыв глаза, он смотрел на нее. Она лежала на постели, широко раскинув руки и глубоко дыша. Грудь мерно вздымалась, длинные ресницы прикрывали глаза. Господи, какая же она красавица, подумал он.

При этой мысли ему стало хорошо.

Он глубоко затянулся сигаретой и медленно выдохнул, наблюдая за ней сквозь струйку дыма.

Следующая мысль была не столь приятной.

Шлюха. Самая натуральная шлюха. Потаскуха. Господи! Не прошло и часа с ее прихода, как они оказались в постели.

Беда в том, что она красива. Пусть и потаскушка, но он сходит по ней с ума.

Рехнуться можно! Да скажи кто ему, Рэнди Кеннану, что он встретится с бабой, к тому же с чужой женой, поговорит с ней чуток, побарахтается с ней в кровати и вдруг решит, что влюблен, он бы ответил, что место тому — в психушке.

Рэнди был полицейским и мыслил как полицейский. Для него существовали порядочные женщины и порочные. В порочности этой не было сомнений.