Чучилина Римма Петровна
Шрифт:
Вот он уже в нескольких шагах от него.
И внезапно артист превратился в красивое, зеленевшее листвой дерево.
Зрители сначала восприняли это как должное, как заранее задуманный сценический трюк, даже захлопали.
Но потом поняли, что у них на глазах свершилось чудо, и затаили дыхание.
Зеленело на сцене дерево.
Откуда-то повеял ветерок и пробежался по листве.
Посреди сцены шелестело листвой прекрасное дерево, а мальчик медленно обходил его вокруг, оглядывая.
Чуть погодя на сцену вышел директор театра. Какое-то время и он растерянно взирал на дерево, потом вздохнул и взял мальчика за руку.
— Пошли, сынок, тебе спать пора.
— Как он это сумел, папа? — спросил мальчик.
— Талантливый очень артист, сынок.
— И он знал, что мне нравится такое дерево?
— Выходит, знал. Хочешь, посадим в нашем дворе такое дерево?
— Хочу, давай посадим, — мальчик обернулся к дереву, попрощался: «До свиданья, до свиданья!».
И как только директор с сынишкой скрылись за кулисами, дерево вновь превратилось в человека.
Потрясённые зрители, словно по команде, разом встали с мест.
Артист подошёл к рампе, молча опустил голову. Молчали и зрители.
Тишину прервал голос директора, который вернулся на сцену, отправив сына домой с матерью.
— Извини, пожалуйста, ты не хотел раскрывать свою тайну, а я не выдержал, решил узнать во что бы то ни стало.
— Верно, до сих пор я в самом деле не хотел посвящать кого-либо в свою тайну, но раз уж так получилось, я признателен тебе, спасибо.
Артист пожал директору руку и обратился к зрителям.
— Садитесь, я поведаю вам свою историю. И вот что он рассказал.
В самом начале своего артистического пути он решил для себя: чтобы хорошо играть, надо хорошо знать людей. И он ходил по городу, бывал в самых людных местах: в магазинах, на базарах, на вокзалах. Наблюдал и запоминал, кто как ходит, как жестикулирует, с кем и как разговаривает, когда какое принимает выражение лица.
Устав бродить по городу, он садился у окна и часами следил за прохожими.
Он исходил города и сёла, горы и долы.
И действительно стал хорошим артистом.
Однако не перестал наблюдать за людьми.
Никто на свете не изучил человека так хорошо, как он, вот почему он играл всё лучше и лучше.
Он знал, как смеётся юноша, скачущий по просторному влажному после дождя полю.
Знал, как смотрит девушка на цветущую под её окном сирень.
Знал, как дрожат от волнения руки у старика, когда он вскрывает конверт с письмом от внука.
Знал, как вздрагивает, в какое возбуждение приходит малыш, впервые увидев птичку.
Он знал уже всё, что должен был знать.
И вдруг обнаружил, что хотя и не стремился к этому, стал необычайно проницательным: постигал мысли человека, догадывался о них по его виду, по его взгляду.
Радость артиста не имела предела.
Ведь он будет играть ещё лучше, угадывая, о чём человек думает, чего хочет.
Нет, не о славе и популярности помышлял артист. Он любил своё дело и радовался, что сумеет ещё сильнее захватить и взволновать зрителя.
…Однажды зимним утром артист шёл через городской сад.
Падал снег.
В саду было безлюдно.
Пройдя заснеженную аллею и свернув в сторону, он увидел на берегу пруда молодую женщину и девочку лет шести. Они сидели на скамейке и смотрели на воду.
«Девочка мечтает о каких-то больших птицах», — мелькнуло у артиста.
Но он не обрадовался своей прозорливости.
Он не видел лица девочки и всё же почувствовал, что ей грустно. И у него больно сжалось сердце.
Тут девочка спросила мать:
— Куда девались лебеди, что плавали в пруду?
— Улетели, доченька.
И у матери был грустный голос.
— Все улетели? — допытывалась девочка.
— Думаю, все.
— А когда вернутся?
— Летом.
— Ой, как долго ждать, — со вздохом проговорила девочка.
И тут артист ощутил, что его тянет взмахнуть руками, словно крыльями.
Он развёл руки, с силой вскинул их, опустил, снова вскинул и взлетел.
И уже лебедем опустился на пруд.
— Мама, мам, смотри, лебедь прилетел! — вскричала девочка и кинулась к пруду.