Чучилина Римма Петровна
Шрифт:
И всё-таки яркость и талант князя Василия были видны всем. Возможно, это признавал и Пётр, который, несмотря на жгучую неприязнь к поверженному врагу, всё же втайне питал к нему уважение, а потому, надо думать, не предал его жестокой казни, как других клевретов Софьи. Не исключено, что князя спасло и заступничество его двоюродного брата, Б. А. Голицына, ревностного сподвижника царя. Хотя князь Василий был лишён боярства и имущества, ему была сохранена жизнь — он был сослан с семьёй на Север, сначала в Каргополь, а затем в ещё более отдалённое село — Холмогоры Пинежского уезда. Василий Васильевич прожил в северной глухомани долгие 25 лет и оставил сей мир в апреле 1714 года. Он похоронен в Красногорско-Богородицком мужском монастыре.
Но дело Голицына не пропало втуне. Логика истории привела к тому, что Петровские реформы — вольно или невольно — во многом явились воплощением планов и идей князя. Но воплощением грубым, беспощадным, стремительным. Как заметил В. О. Ключевский, Голицын, младший из предшественников Петра, ушёл в своих планах гораздо дальше старших. Оценка планов Голицына как некой альтернативы реформам Петра весьма популярна среди современных исследователей разных направлений.
Иными словами, Московская Русь была чревата реформами. Роды затянулись, и нетерпеливый «царь-плотник» применил для «кесарева сечения» топор палача. Нелишне будет напомнить, что в результате подобной петровской «перестройки» в землю лёг каждый пятый россиянин — население империи сократилось с 25-ти до 20-ти миллионов человек!
Говорят, история не имеет сослагательного наклонения. Но кто знает, окажись на месте «крутого» Петра «осторожный» Голицын, может быть, судьбы истории российской не были бы столь надрывными и кровавыми. Бешеный гений Петра вздёрнул Россию «на дыбы», не гнушаясь при этом кнутом и дыбой. Реформы же Голицына были мирными, органичными и ненасильственными. Один иностранный дипломат сказал о Василии Васильевиче: «Он хотел заселить пустыни, обогатить нищих, из дикарей сделать людей, превратить трусов в добрых солдат, хижины в чертоги». И уже одна попытка претворить это желание в действительность оправдывает наречение Голицына именем Великий.
Владимир Трефилов [12]
Визит к Порфирию Иванову
Место своё займи в Природе, никем не занятое, твоё оно.
Порфирий ИвановК моменту, когда я познакомился с Порфирием Ивановым, я уже много лет изучал религиозные формы и мистические учения. Кроме того, я лет 15 занимался йогой. Имея большой опыт изучения оккультной философии, я полагал, что изучать оккультные и мистические учения по текстам — пустая трата времени. Подлинное знание о них можно получить лишь путём включённого наблюдения. По моему мнению, критика одной религиозной формы с позиций другой, основывающаяся на анализе текстов, как правило, ошибочна и лишь способствует усилению религиозной розни. В сентябре 1982 года я оформлял к защите диссертацию по социологии религии на философском факультете мгу. Моя жена Татьяна училась в аспирантуре. Мы жили в высотном здании мгу на Ленинских горах. Оттуда я и отправился к Иванову для «включённого наблюдения» и изучения его системы. О Порфирии Корнеевиче я первоначально услышал от Леонида Галкина — известного художника и мистика. Судя по рассказам, в нашей стране жил и работал выдающийся целитель, способный творить чудеса. Я написал Иванову и получил приглашение приехать.
12
Трефилов Владимир Александрович, Ижевск.
Специалист по религиозной философии, заведующий кафедрой философии и гуманитарных наук Ижевской государственной медицинской академии, кандидат философских наук, доцент, профессор Международной Славянской Академии, соавтор классического университетского учебника «Основы религиоведения» (М.: Высш–кола, 1994, 1998, 2000, 2002, 2004, 2005, 2006, 2008–508 с.), поэт, автор книги сонетов «Зерно Огня» (М.: Прометей, 1989), Председатель Союза литераторов Удмуртии, художник, работающий в области живописи и графики, руководитель секции интегральной йоги, имеет международный сертификат преподавателя йоги.
Купив билет до Ворошиловграда, я собирался через десять дней вернуться в Москву. С этого момента началась цепь странных случайностей и совпадений. Приехав во Внуково, я узнал, что могу улететь раньше, переоформив билет на предыдущий рейс. Выйдя из здания аэровокзала в Ворошиловграде, я увидел автобус, собирающийся отъезжать в город Свердловск Ворошиловградской области. Выйдя на автовокзале в Свердловске, я увидел автомобиль с тремя пассажирами. На вопрос: «Куда он направляется?» я услышал ответ: «В хутор Верхний Кондрючий». Нигде с момента приезда в Ворошиловград я не ждал транспорта более пяти минут. Короче говоря, я добрался до Порфирия Корнеевича за шесть часов. Приехавшие в этот день москвичи провели в дороге около суток.
Я довольно быстро нашёл дом Порфирия Иванова. Точнее, там было целых три дома. Большой новый каменный дом, который, по словам Порфирия Корнеевича, ему помогала строить вся Россия. К сожалению, он недолго в нём пожил. Кроме того, на территории усадьбы был дом для приезжих и кухня-столовая. Встретила меня Валентина Леонтьевна Сухаревская — его жена и помощница по лечению людей. Я сказал, что приехал по приглашению Порфирия Корнеевича с Урала (слово «Ижевск» им мало что говорило). Она тут же посадила меня за стол, причём я до этого года три сидел на вегетарианской диете. Она налила мне огромную тарелку, скорее, даже миску утиного супа, в которой плавал огромный кусок утки. Со страхом смотрел я на эту пищу. «Ешь, ешь, — сказала Валентина Леонтьевна, — совсем ты себя заморил». С тех пор я отказался от полного вегетарианства. Когда я приступил к чаю, вошёл Порфирий Корнеевич — могучий старец в чёрных шёлковых шортах до колен. Всё тело его было обнажено, он был босиком. Длинные седые волосы и борода обрамляли его лицо. Он производил впечатление какого-то космического существа, напоминал лейденскую банку, заряженную энергией. Его живой проницательный взгляд, казалось, проникал в глубину, в самую сущность человека.
— Ну, — сказал он, — приехал?
— Да, Порфирий Корнеевич — ответил я.
— Ну, иди, целуй меня.
Мы обнялись и поцеловались.
— Отдохни пока. Скоро буду принимать тех, кто сегодня приехал, — сказал Порфирий Корнеевич.
В этот день приехало ещё восемь человек. Я вошёл в дом для гостей, чисто убранный, с застеленными кроватями. В доме было два больших холодильника, доверху набитых продуктами, привезёнными гостями. Продукты эти никто не ел, приехавших кормили трижды в день совершенно бесплатно. Ни за лечение, ни за кров не брали ни копейки. Через некоторое время вошёл Порфирий Корнеевич. В этом доме была специальная комната, где стояла кушетка, на которой он осматривал и лечил своих пациентов. Когда очередь дошла до меня, он положил меня на кушетку, одну руку поднёс к голове, другую — к ногам и сказал: «Переведи внимание на сердце, на печень, на лёгкие». В этот момент у меня возникло ощущение, что через меня течёт мощная энергия, подобная электрическому току. На безымянном пальце моей левой руки было золотое обручальное кольцо. Палец закололо, как иглой. Порфирий Корнеевич почувствовал это и сказал: «Сними и не носи никогда больше фиксированного на теле металла». Впоследствии я прочитал в «Тетрадях» Иванова: «Я люблю больного, ценю, храню его, знаю душу и его сердце… через руки током убиваю боль».
Закончив работу, Порфирий Корнеевич сказал: «Я привёл твоё тело в порядок. Сейчас все вы пойдёте во двор. Я буду учить вас жить в гармонии с природой». Когда приехавшие собрались во дворе, помощники и ученики Порфирия Корнеевича принесли воды из артезианского колодца, и процедура началась. Он заставил всех снять одежду и облил каждого из ведра холодной водой. Затем попросил всех взяться за руки и образовать круг. Он замкнул этот круг, став его частью, и начал говорить свои заповеди о том, как жить в гармонии с природой. Здесь у меня снова возникло ощущение, что через круг взявшихся за руки людей течёт мощная и светлая энергия. В своих «Тетрадях» Порфирий Корнеевич сравнивает эту энергию с электричеством: