Целый день понадобился, чтобы правда дошла до ее сознания, но, когда он отправился прямо домой, не подождав ее после занятий, она не смогла больше себя обманывать. Она уже не собиралась ничего говорить Дейву. Он все сделал за нее, и у него были на то свои причины.

— Я же говорила тебе, что он сыт по горло такими отношениями, — говорила Мэри. — Я предупреждала тебя, не так ли?

В эту минуту Дина ненавидела Мэри, которая говорила прямо и жестко и, казалось, имела все, чего не хватало Дине.

Через неделю Дейв уже начал гулять с Венди Торн-булл, которая носила узкие джемпера и начинала хихикать и кокетничать, когда мальчишки свистели ей вслед. Наверное, Рут была права, думала Дина. Наверное, это именно то, чего он хотел.

С того момента как Дина научилась держать карандаш, она начала делать успехи в рисовании. Ее рисунки были очень милые, подробные, и ей больше нравилось копировать чужие работы, чем создавать свои. В пять лет она воспроизводила картинки из книжек, в десять попробовала копировать репродукции из семейной Библии — «Так стоял я и стучался» и «Святое семейство». В четырнадцать лет она очень точно повторила портрет Джона Баньяна, Рут потом долго держала его на виду, очень гордясь им.

Учитель рисования, мистер Робинсон, давно уже распознал в Дине талант. Теперь он пытался помочь ей перейти на другую ступень: не копировать чужие работы, а рисовать свои собственные.

— Ты должна пробовать быть оригинальной, Дина. Все эти копии очень хороши, если ты хочешь подделывать купюры, но я думаю, что это не совсем то, что тебе нужно, не так ли? Ты должна научиться рисовать жизнь. Начни со старого, как мир, натюрморта — чаши с фруктами или вазы с цветами. Может быть, это немного скучнее, чем то, что ты делала до сих пор, но это будет полезной практикой.

Дина сделала все, как ей было сказано. В столовой на обеденном столе стояла ваза с цветами. И вот она уселась напротив нее со своим альбомом и начала рисовать. Но поскольку рисовала она очень медленно, обращая большое внимание на все детали, лепестки завяли до того, как она закончила работу.

То же самое произошло и с чашей с фруктами. Яблоко успели съесть, а апельсин засох и съежился, а она все работала, пытаясь воссоздать утраченные контуры.

— Все бесполезно! — отчаивалась она, отдавая мистеру Робинсону незаконченную работу. — Я просто не могу это сделать.

— Конечно же можешь! — подбадривал ее учитель, не добавляя того, что было очевидно для него: Дина была так не удовлетворена своей работой, потому что у нее был не только талант, но и способность отличать плохое от хорошего. Она ставила слишком высокую планку для себя при такой неопытности. Помимо этого, было видно, насколько Дина замкнутый человек, полностью ушедший в себя. Вот почему ей так нравилось перерисовывать картины других, чтобы не открывать, не обнажать собственную душу в своих работах.

— Может быть, ты попробуешь нарисовать что-нибудь, что не изменится, как бы долго ты ни работала? — настаивал он, скатывая в шарики шерсть на своем старом свитере. — Я хочу, чтобы ты собрала группу абсолютно разнородных предметов в интересную композицию.

— Каких предметов?

— Каких хочешь. Обратись к своему воображению.

И Дина сделала это. В тот же вечер она собрала вместе высокий ботинок из пары, когда-то купленной ее матерью, легкое боа из перьев, кожаный ремень с большой блестящей пряжкой, газовый шарф и старую фетровую шляпу, принадлежавшую ее бабушке.

Она притащила маленький журнальный столик из гостиной, поставила его перед окном, где было побольше света, и разложила на нем предметы. Заточив все карандаши, от самого твердого до самого мягкого, она принялась за работу.

Долгое время спустя Дина все еще вспоминала эту картину, понимая, что именно она положила начало ее любви к материям самых разных видов.

Когда работа была закончена, она чувствовала себя опустошенной, но в то же время ощутила гордость. Она вложила рисунок между двумя картонками и отправилась к мистеру Робинсону.

Он не воздал ей похвал, это было не в его стиле, хотя он лучше других знал, какое у Дины хрупкое самолюбие, как нужна ей поддержка. Но он дал ей понять, что ее рисунок произвел на него большое впечатление.

— Знаешь, Дина, мы должны подумать о твоем будущем поступлении в художественный колледж, — сказал ей учитель.

Ее сердце екнуло. Она была настолько удивлена, что не могла и слова вымолвить. Художественный колледж — когда все ее друзья нацеливаются на курсы подготовки учителей или секретарей! Все было как во сне. Но когда первая эйфория растаяла, ее посетило очень знакомое чувство, которое всегда пряталось внутри нее, поджидая своей очереди. Она очень хорошо представляла, что скажут ей дед и даже мама, узнав о таком плане. Он будет пресечен так же жестоко, как и кафе по воскресеньям, и свидания с мальчиками.